С каким-то беспокойством Джей сказал: – Это не останется, конечно. Я положу портрет куда-нибудь в другое место.

– Почему не останется? Ты будешь не ты, если забудешь ее.

Бедная, умереть от рака в тридцать два года, оставив любимых людей, все это.

– Ты единственная и неповторимая, Дженни. – Голос Джея звучал взволнованно. – Вряд ли хоть одна женщина скажет так и при этом будет думать так же, как ты.

И она действительно так думала. Странно, но наедине с Джеем она не испытывала ни неловкости, ни, тем более, страха из-за того, что ее сравнивают еще с кем-нибудь. Наедине с ним она была абсолютно уверена в себе. Только семья Джея, его родители, вся обстановка их дома вызывали у нее это чувство неуверенности, боязни, что она не принадлежит к их кругу, несмотря на всю их приветливость. Но она преодолеет это…

Он обнял ее и положил ее голову себе на грудь.

– Я так спешу побыстрее закончить все дела со свадьбой. Мы не смогли спать вместе в эти выходные в доме моих родителей, не можем спать вместе и здесь из-за детей и няни. Это невыносимо.

– А я снова буду у себя всю эту неделю, – прошептала она, затем приподняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она провела пальцем по его носу. – Я тебе не говорила, что ты напоминаешь мне Линкольна. Если бы ты носил бороду, ты был бы его точной копией.

Джей рассмеялся.

– Любой мужчина, если он высокий и худощавый, с продолговатым лицом и длинным носом, будет похож на Линкольна. Для твердолобого молодого адвоката ты довольно романтична.

– Может, я и твердолоба, но и мягкосердечна тоже.

– Дорогая, я хорошо это знаю. Послушай, тебе нужно выспаться. Я посажу тебя в такси. И позвони мне, когда доберешься домой.

– Я могу сама взять такси, Джей. Меня никогда так не баловали. Уж не думаешь ли ты, что водитель такси собирается похитить меня, а?

– Нет, но позвони мне все-таки, когда приедешь.

* * *

Квартира в отремонтированном доме без лифта в Ист-Ривер была совершенно другим миром. Здесь жили по одному и вдвоем молодые артисты театра, художники, начинающие предприниматели, словом, те, кто надеется чего-нибудь достичь в жизни. Их квартиры располагались в определенном порядке, от совершенно пустых – с циновкой на полу и торшером, наполовину меблированных – с ободранными деревянными кроватями, плетеными викторианскими креслами из комиссионных магазинов, до полностью меблированных, с коврами, книгами, пластинками и растениями. У Дженни была меблированная квартира.

В то мгновение, когда она повернула ключ в замочной скважине, дверь через холл напротив отворилась.

– Привет! Ну как все прошло? – Ширли Вейнберг, в халате, с мокрой головой, завернутой в полотенце, хотела все знать. – Я только собиралась посушить волосы, когда услышала, что ты вернулась. Как все прошло? – повторила она. – Ничего, если я войду?

– Конечно, проходи.

Они жили рядом вот уже пять лет, и их связывали добрые отношения. Ширли работала секретарем театрального продюсера и смотрела на мир, как на второй Бродвей, несчастные жены и пыльные залы суда были не ее стихией. Она села на софу Дженни.

– Ну что, сплошное великолепие, этот их дом?

Без сомнения, Ширли представляла себе мраморные полы и позолоченное дерево.

– Да, нет, это сельская усадьба, ей лет сто пятьдесят или побольше. Мне понравилось, но тебе там вряд ли понравилось бы.

– Ну, они хоть ужасно богаты, да?

Такие вопросы довольно неприятны, но надо принимать во внимание, кто их задает.