– Знаешь, чем он занимается? Ловит медуз и головастиков – и продает!

– Да кому же они нужны?

– Не волнуйся, на всякий товар покупатель найдется.

– Ну-ну. А другие почему не додумались медуз продавать?

– Ты думаешь, все так просто? Надо знать, кого ловить, да как обрабатывать.

– А зачем ему эта борода? У меня был знакомый борец, тоже бороду носил.

– Не знаю. А борцу зачем борода?

– Чтоб грознее казаться.

– Может, и Док тоже?.. Хотя нет, зачем ему грозность напускать… У нас в армии, – вспомнил вдруг Патрон, – бороду носить не разрешали. Будешь выделяться – не уживешься в казарме.

– То-то и оно, – сказала Сюзи. – Я не против, чтоб мужчина выделялся. Только чтобы не очень.

– Женщина должна приспосабливаться! – наставительно сказал Патрон. – Что-то я совсем с тобой заболтался. Работа стоит.

– Ты мексиканец? –спросила Сюзи.

– Американец. Папаша, тот был мексиканец.

– А разговаривать по-ихнему умеешь?

– Ну, умею.

– Вулли ву?

– Нет, это не по-нашему.

– Ладно, пока, – сказала Сюзи. Дверь с жалюзийной сеткой захлопнулась за ней.

«А она ничего, – подумал Патрон. – Хотя будь моя воля, я 6м ее выставил из „Медвежьего стяга“.

Сюзи прошла пустынной улицей к парадному входу «Медвежьего стяга», поднялась на крыльцо. Тут она обернулась, ей почудилось – кто-то на нее смотрит. Она не видела, что Док наблюдает за ней из окна Западной биологической.

Раз за свою историю Пасифик-Грову случилось попасть в беду, беду нешуточную. События таковы. Среди первого населения города-убежища оказалось немало стариков. Бежать им было не от кого и не от чего, а просто вот захотелось поселиться на старости лет именно здесь. Старики были ворчуны, от безделья совали всюду нос и скоро порядком всем надоели. Чтоб занять их, городской филантроп по имени Димс подарил городу две площадки для игры в рок.

Рок – сложный вид крокета. Воротца в нем узкие, молотки на укороченной ручке; а играют из-за боковых линий, на манер бильярда. Игра весьма трудна и, как говорят, воспитывает бойцовские качества характера.

Малый спорт, подобно большому, немыслим без соперничества и наград. Каждый год в Пасифик-Грове разыгрывался кубок. Казалось бы, какие могут быть особенные страсти вокруг крокета? К тому же если большинству игроков перевалило за семьдесят… Ан нет!

В городе были две команды. Спортивный костюм стариков состоял из ермолки и полосатой куртки, цвет которых в одной команде голубой, а в другой зеленый. Так они и назывались: голубые и зеленые.

За каких-нибудь два года жизнь в городе совершенно исказилась. Началось все с того, что соперники, упражнявшиеся бок о бок, перестали друг с другом разговаривать. Их неприязни последовали домашние: домочадцы голубых не водились отныне с домочадцами зеленых. Но семьями игроков дело не ограничилось, очень скоро весь город являл собой два враждебных лагеря. И вот уже мамаши зеленых барышень изо всех сил старались отвадить голубых женихов; тем же отвечали голубые. Спустя немного времени, вражда проникла и в область политики: голубому во сне бы не приснилось проголосовать за зеленого. Потом и церковь раскололась: во время службы голубые и зеленые сидели по разные стороны от прохода; собирались даже строить две отдельные церкви.

Понятно, что пуще всего вражда разгоралась в пору кубковых матчей. Для стычки было довольно косого взгляда. Тон задавали сами престарелые спортсмены. Случалось, после игры двое восьмидесятилетних старичков углублялись в лес и дрались там смертно… Изобрели даже специальные тайные языки, чтобы враг не понимал разговоров…

Такой жгучей была эта распря, что забеспокоились окружные власти.