- Я затянулся и добавил: - Даю слово, Толстый Герман приложил к этому руку. Руку, держащую кусочек горящего трута, я имею в виду.
- Я шокирован. Услышать подобное возмутительное предположение о нашем обожаемом Премьер-министре... - Но, говоря это. Небе смеялся. - Бедный старый Герман! Получить такое неофициальное обвинение! Да, он замешан в поджоге, но не его партия.
- А чья же тогда?
- Джоя Криппа. Этот чертов бедняга голландец стал для него неожиданным подарком. К несчастью, ван дер Люббе пришла в голову мысль поджечь это здание в ту же самую ночь, что и Геббельсу с его парнями. Джой решил, что это его день, особенно когда выяснилось, что Люббе - большевик. Только он забыл, что арест преступника означает судебное разбирательство. А следовательно, соблюдение такой неприятной формальности, как представление доказательств. И конечно, с самого начала любому, у кого варит котелок, было ясно, что Люббе не мог действовать в одиночку.
- Тогда почему он молчал в суде?
- Они накачали его какой-то гадостью, угрожали его семье. Ты знаешь, как это делается. - Небе обошел вокруг совершенно изуродованной массивной бронзовой люстры, валявшейся на грязном мраморном полу. - Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
Он повел меня в огромный Парламентский зал, где Германия в последний раз наблюдала некоторую видимость демократии. Высоко над нами возвышался каркас того, что когда-то было куполом Рейхстага. Теперь, когда все стекла выбиты, при свете луны медные прутья напоминали сеть какого-то гигантского паука. Небе направил свет фонаря на обожженные, потрескавшиеся колонны, окружавшие зал.
- Эти фигуры, поддерживающие колонны, сильно повреждены огнем, но, видишь, на некоторых из них еще сохранились буквы.
- Только кое-где.
- Да, часть букв совсем невозможно различить. Но если ты присмотришься повнимательнее, то заметишь, что они складываются в девиз.
- Нет, в час ночи я на такое не способен.
Небе не обратил внимания на мои слова.
- Этот девиз гласит: "Страна превыше партии". - Он повторил девиз почти с благоговением, а потом многозначительно, как мне показалось, взглянул на меня.
Я вздохнул и покачал головой.
- Ну, вы меня просто огорошили. Вы? Артур Небе? Рейхскриминальдиректор? Нацист до мозга костей? Да я съем свою шляпу!
- Верно, снаружи я коричневый, - сказал он. - Не знаю, какого цвета я изнутри, но, уж конечно, не красного, я не большевик. Но и не коричневый. Я больше не нацист.
- Черт возьми, тогда вы гениальный актер.
- Стал им. Иначе бы не выжить. Конечно, я не всегда был таким. Полиция - это моя жизнь, Гюнтер. Я люблю ее. Я видел, как либерализм разъедал ее во времена Веймарской республики, и мне показалось, что национал-социализм сможет восстановить уважение к закону и порядок в стране. Но, к сожалению, стало еще хуже, чем было. Я был одним их тех, кто помог вырвать Гестапо из-под власти Дильса, а оказалось, что все это было нужно для того, чтобы заменить его Гиммлером и Гейдрихом и... и тогда гром действительно грянул. Я все понял. Наступает время, когда нам придется сделать выбор. В той Германии, которую хотят создать Гиммлер и Гейдрих, не будет места для тех, кто не согласен с ними. Нужно заявить о себе и заставить с собой считаться, или придется готовиться к самому худшему. Сейчас еще можно все изменить изнутри. И когда настанет решающая минута, нам потребуются такие люди, как ты. Свой человек в полиции, которому можно доверять. Вот почему я пригласил тебя сюда - попытаться убедить вернуться.
- Меня? Вернуться в Крипо? Вы шутите. Послушайте, Артур, у меня сейчас хорошее дело, я много зарабатываю. Почему я должен все это бросить ради сомнительного удовольствия стать снова полицейским?
- У тебя нет особого выбора. Гейдрих думает, ты бы ему очень пригодился, если в вернулся в Крипо.
- Ах вот что... Какая-нибудь особая причина?
- Он хочет поручить тебе одно дельце. |