Все притихли. Валет тасовал колоду одной левой рукой.

Спустя несколько секунд в верхней части колоды сосредоточилась пиковая масть от восьмерки до туза… В общем, Валет не возражал. У него были всего лишь две маленькие поправки.

— На тебе сидит муха, которая не ошибается, — сказал он. — Сначала рассчитайся.

И замер. Дурачок исчез, будто сквозь землю провалился.

Возможно, залез под стол. В таком случае не повезло ни ему, ни Валету.

— Все слышали? — спросил Штырек у стоявших рядом. — Неподчинение городским властям, оскорбление представителя управы, сопротивление при аресте. До свидания, идиот!

Он гордился собой по праву. Он был быстр и великолепен. Он успел донести руку до кобуры и даже обхватить рукоятку пистолета пальцами.

Прогремел выстрел. Поначалу никто, кроме Валета, не понял, что произошло. Самым удивленным выглядел Штырек, но это потому, что пуля попала ему в живот и он перестал дышать. Стул был сколочен основательно и даже не покачнулся, когда тщедушного «представителя управы» отбросило на спинку.

Валет стрелял под столом, не шевельнув ни единой частью тела, за исключением указательного пальца правой руки. Когда он извлек руку из‑под столешницы (медленно, чтобы успокоить самых нервных), в ней уже была дымящаяся папироса. Левой он продолжал тасовать колоду. Его лицо осталось совершенно спокойным. Сердцебиение не участилось. И он не вспотел — в отличие от стоявших перед ним губошлепов.

Штырек выронил пушку, которую не донес до воображаемой линии, упиравшейся в фигуру Валета. Так он и сидел — почти живой, с приоткрытым ртом, словно собирался что‑то сказать, — только взгляд становился все более отсутствующим…

— Продолжим, если не возражаете, — предложил Валет.

Желающих продолжить не обнаружилось. Дурачок пропал бесследно. Валет сложил выигрыш в карман и вышел. Никто не посмел остановить человека, который только что отправил Штырька в самое дальнее из всех возможных путешествий.

17. «СКАЖИ, ЭТО ТО, ЧТО Я ДУМАЮ?»

Ведьма Полина Активная была так стара, что помнила времена, когда имела лицензию Министерства здравоохранения и готовила таблетки типа «любовный пыл» для первого демократически избранного Председателя городской управы, а также приторговывала «экстази» на рэйвовых тусовках в местном клубе. С тех пор прошла целая вечность. Ведьма также помнила (страшно подумать!) полное название города Ина, однако никому этого не сообщала — ей было не в кайф чувствовать себя живым ископаемым. Конечно, при случае она могла казаться и девушкой, но когда душа устала и одряхлела, таскать юное тело совсем не так приятно, как полагают некоторые. Не говоря уже о менструациях — какая гадость, какое неудобство!..

Полина выглянула в окно и увидела священника, плетущегося в свою конуру. Откуда? О черт, сегодня же похороны! Ведьма застыла. Маленький ледяной кулачок сжал сердце. Подержал так несколько секунд. Отпустил… Оказывается, склероз существенно облегчает жизнь. Живи она с этим страхом постоянно, могла бы и не выдержать. Но забывчивость не освобождает от ответственности. Полина знала, что зло уже близко. Оно подкрадывалось к ней неотступно, как новое оледенение, и гудело в ночи, будто далекий поезд. Ведьма была чуть ли не единственным существом в Ине, которое чуяло его нечеловеческую природу. Убийцы, душители, потрошители — все они были лишь слепыми инструментами силы, блуждавшей от одного населенного острова к другому и вселявшейся в тех, кто мог и хотел впустить в себя ЭТО. Желающих было ужасающе много. А таинственная сила притворялась инстинктом… и собирала кровавый урожай.

…Неожиданно священник свернул к дому Активной. Полина ухмыльнулась зубастым ртом.