Я думал, что Ассер переведет это, но монах хранил молчание.
Исеулт все смотрела на меня, а я — на нее. У нее была безупречная кожа, не тронутая болезнью, и печальное, с тонкими чертами лицо. Печальное и красивое. Неистовое и красивое. Она напомнила мне Бриду, ту девушку из Восточной Англии, которая прежде была моей любовницей, а теперь осталась там с Рагнаром, моим другом. В Бриде было полно ярости, скрытой, словно лезвия в ножнах, и я ощущал нечто похожее и в королеве — такой молодой и прекрасной, но такой пугающе странной.
— Я Утред Рагнарсон, — снова услышал я свой голос, хотя едва ли испытывал желание говорить. — И мой меч творит чудеса.
Почему я так сказал — сам не знаю. Позже я выяснил, что Исеулт понятия не имела, что именно я сказал, так как в то время говорила только на языке бриттов, но все равно она как будто поняла меня и улыбнулась.
Ассер возмущенно задохнулся.
— Будь осторожен, датчанин, — прошипел он. — Она все-таки королева!
— Действительно королева? — переспросил я, все еще глядя на Исеулт. — Или же просто супруга этого короля?
— Небеса благословили Передура еще тремя женами, — неодобрительно сказал монах.
Исеулт отвернулась и заговорила с королем. Тот кивнул, потом уважительно указал на дверь, через которую вошла Исеулт. Ее явно отпускали, и она послушно двинулась к дверям, но помедлила и напоследок бросила на меня задумчивый взгляд.
Потом она ушла.
И внезапно все уладилось лучше некуда. Передур согласился заплатить нам серебром. Он показал нам свои запасы серебра, спрятанные в задней комнате. Там были монеты, сломанные ювелирные украшения, помятые кубки и три канделябра, взятые из церкви. Когда я взвесил серебро с помощью весов с рыночной площади, там оказалось триста шестьдесят шиллингов, не так уж и много. Ассер разделил все это на две неравные части: одна вдвое больше второй.
— Мы отдадим тебе меньшую часть нынче вечером, — сказал монах, — а остальное ты получишь, когда вернешь королю Дрейндинас.
— Ты никак принимаешь меня за дурака? — спросил я, предвидя, как трудно будет получить оставшееся серебро после боя.
— Это ты принимаешь меня за дурака! — ответствовал он, зная, что, если отдаст нам все серебро, «Огненный дракон» исчезнет на рассвете.
В конце концов мы сошлись на том, что возьмем одну треть сейчас, а остальные две трети нам принесут на поле битвы. Передур надеялся, что я оставлю большую часть серебра в доме и тогда мне придется сражаться, пробиваясь на вершину холма по его загаженным навозом улицам, и этот бой я бы проиграл — вероятно, перспектива такой битвы и помешала людям Каллина атаковать «дворец» короля. Они надеялись уморить Передура голодом, или, по крайней мере, так считал Ассер.
— Расскажи мне об Исеулт, — потребовал я у монаха, когда с торговлей было покончено.
Он злобно оскалился.
— Я могу читать тебя, как молитвенник, — сказал он.
— Это еще что такое — молитвенник? — спросил я, притворяясь, что не знаю.
— Сборник молитв. И, клянусь, тебе понадобятся молитвы, если только ты прикоснешься к королеве! — Он перекрестился и неистово воскликнул: — Она зло!
— Исеулт — совсем еще молодая женщина, да вдобавок королева, — возразил я. — Как же она может быть злом?
— Что ты знаешь о бриттах?
— Что они все вонючие, как горностаи, и вороватые, словно галки.
Ассер одарил меня хмурым взглядом, и мне на мгновение показалось, что больше он не скажет ничего, но священник проглотил свою бриттскую гордость. |