– Зачем ему было называться твоим именем? – не понял старший князь.
– Дыньки хотел поесть.
– Халявщик! – простонал старший князь. – Выдеру! И открою торговлю фруктами.
На площадке у квартиры террористов толпа стояла особенно плотно. Свободным оставался только пятачок у двери. Когда Митек за спиной князя пробился поближе к месту ожидаемых событий, дверь распахнулась, и оттуда повалил дым. Кашляя и утирая кулаком слезящиеся глаза, из темного проема вывалился полузадохшийся террорист. В руках у него был автомат, глядящий стволом вниз.
Борец Алеша – пельменные уши стоял наготове прямо за дверью. Он без труда вырвал оружие у негодяя и тычком отправил его вниз, в недружественные объятия своих спортсменов.
Дым валил так густо, что Блинков-младший в пяти шагах не различал стоящих на лестнице морячков. Спичечно воняло серой. Время от времени в темной глубине квартиры дым окрашивался то розовым, что желтым, то зеленым цветом. Салют продолжался, да так, что ракеты вылетали даже в коридор! В шипении и хлопанье шутих простучала короткая очередь. Но звуки были слишком тихими для выстрелов. Это сработала трещалка.
Второй террорист выполз на четвереньках и без оружия. Алеше пришлось его поднимать и оттаскивать, закинув руку преступника себе на плечо. Задержание стало больше смахивать на оказание скорой помощи.
«Не задохнулся бы Князь», – подумал Блинков-младший.
Судя по всему, та же мысль пришла отцу пленника.
– Юра! – закричал он и бросился в задымленный коридор.
Борец Алеша схватил его за рукав, пытаясь удержать. Но тут из темноты послышался голос неунывающего придурка Голенищева-Пупырко младшего:
– Батя! Ты здесь откуда?
Старший князь вывернулся и, оставив тулуп в руках Алеши, скрылся в дымной темноте.
– Юра! Сыно… – Голос старшего князя оборвался.
Послышалась неясная возня, и старший князь снова возник в дыму. К его виску был прижат пистолет. Обхватив заложника за горло и толкая его перед собой, как живой щит, сзади шел третий террорист.
Этот был матерый. Этот не растерялся, как его дружки, а выждал и взял свое. Его рот прикрывало мокрое полотенце, чтобы не задохнуться. А старший князь уже наглотался дыма и кашлял. С каждым спазмом пистолет бился о его мотающуюся голову.
– Назад! – гаркнул террорист. – Назад! Стреляю!
И тут он увидел…
И вверх, и вниз по лестнице плотно стояла толпа. Стояли морячки и спортсмены, выскочившие на шум соседи, мама с майором Василенко и непонятно как узнавший обо всем полковник Кузин. А снизу, расталкивая спортсменов, пробирались Бронежилеты из группы захвата и оперативники в штатском.
Канонада в квартире прекратилась. Сквозняк из выбитых окон подхватывал дым и уносил его вверх по лестнице. Террористу стало лучше видно. С неуместным любопытством он вытянул шею и заглянул за перила, но и там, на следующем лестничном пролете, стояли люди.
Толпа была огромной. У нее была сотня лиц. И все смотрели на террориста с одним выражением: презрения, ненависти и удивления. Потому что ни один нормальный человек никогда не поймет, что это за цель такая, ради которой нужно бороться с детьми и стрелять в безоружных.
Толпа стояла не шевелясь и смотрела. Это продолжалось очень долго, минут, наверное, пять. Когда палец лежит на спусковом крючке, такие минуты кажутся вечностью. Люди седеют за такие минуты.
– Пуститя! – вдруг завопило где-то снизу. – Пуститя, я глаза яму выцарапаю! Внучка отдайте мово, Юрочку!
Сквозь толпу пробиралась бабка Пупырко в длинной ночной рубахе. В руках у нее была тяжеленная старушечья клюка, про которую Князь врал, что будто бы туда, внутрь, залито расплавленное золото.
– Ах ты, рожа чумазая! – Бабка увидела противника, и уже никто не мог ее остановить. |