|
Миленький мой, твоя сенсация ровным счетом ничего не стоит. Блистательный Недоносок – это вовсе не бомж, и уж тем более не поэт, ибо неизвестно еще, кто более неудобен и опасен для общества! (Воодушевляется.) Блистательный Недоносок – это высшее существо, предел мечтаний всех нас, маленьких и не блещущих ничем недоносков, на банкет по случаю явления которого ты сегодня попал. Понятно тебе – не бомж и не поэт, а высшее существо, которое с минуты на минуту явится нам и миру, и, возможно изменит вообще ход истории. (Пренебрежительно показывает на стихи.) А свои стишки ты можешь выкинуть в ближайшую урну, они здесь абсолютно никого не интересуют!
Н е м ч и н с к и й(растерянно). Почему же выкинуть? Но как же так! Ведь я действительно все выяснил, и все это правда! Нет, я не буду молчать, я не хочу молчать, ведь смерть человека не может пройти бесследно, тем более смерть поэта! (Бросается к накрытым столам, перебегает с одной стороны на другую, обращается к г о с т я м.) Послушайте, послушайте меня, ничтожного, начинающего журналиста, практически стажера, который бросил все, спустился в московские катакомбы, и узнал страшную правду. Правду о жизни, которую ни я, ни вы, никогда не видели, и никогда не увидим. Послушайте стихи странного бомжа по имени Блистательный Недоносок, которые он написал глубоко под землей, и которые я вынес наверх, чтобы читать солнцу и свету! Слушайте! Слушайте! Слушайте! (Читает стихи.)
Некоторое время после того, как Н е м ч и н с к и й кончил читать, стоит пронзительная тишина, а потом раздается оглушительный смех. Г о с т и смеются и корчатся в пароксизмах и судорогах безумного смеха, который валит их с ног, бросает друг на друга, заставляет бить об пол посуду и вскакивать на столы, чтобы совершать на них отвратительные и дикие танцы. Н е м ч и н с к и й стоит растерянный посреди актового зала, держа в опущенных руках пачку стихов.
Н е м ч и н с к и й(грустно). Простите, господа, но я, кажется, понял вашу главную мысль. Вам не нужны стихи мертвых поэтов, как, очевидно, не нужны и живых. Вы предпочитаете быть недоносками, ну так будьте же ими, а я ухожу, чтобы вновь спуститься под землю. Здесь, наверху, слишком все подло и гадко, слишком отчетливо видны ваши пороки, а мне необходимы тишина и покой, чтобы решить, как жить дальше!
Уходит, прижимая к груди пачку стихов. Смех и улюлюканье сопровождают его уход. Появляется чета А н т и п о д о в ы х, с интересом оглядывает уходящего Н е м ч и н с к о г о.
Т у р а н д о т о в(бросаясь к Т р о я н у Б о р и с о в и ч у). Ну что, слышно что-нибудь? А н т и п о д о в. Нет, пока ничего не слышно. Т у р а н д о т о в. А видно что-нибудь? А н т и п о д о в. Нет, и не видно покамест, но чую, близко уже. С о ф и я А н д р е е в н а(начинает завывать). Гул по земле идет, земля слухом полнится, шаги слышу тяжелые, поступь слышу командную! А н т и п о д о в(жене). Не вой, София Андреевна, как сука на луну, или на мертвых щенят, держись до конца, как ты держалась за своим кассовым аппаратом! Одним словом, София Андреевна, становись за кассу, и управляй этим борделем! (Делает рукой вокруг широкий жест.) С о ф и я А н д р е е в н а(так же весело-истерично). Бордель так бордель, а все же поступь тяжелую явственно слышу! Т у р а н д о т о в(обалдело-полуобморочно). Вот и прекрасно, что вы решили меня сменить. Я, если сейчас не выпью чего-нибудь, то или старуху пришью, или заговорю разом на двунадесяти языках!
Присоединяется к г о с т я м и залпом выпивает несколько бокалов шампанского. Безумие продолжается еще с больше силой. Г о с т и по очереди выбегают на середину банкетного зала, кто один, кто вдвоем, кто в с т а е с такими же г о с т я м и, кто голышом, кто в галстуке и в ботинках, держа в руках то вилку, то тарелку, то недопитый бокал, и выкрикивают местами нечленораздельное и непонятное. |
