Минут через сорок остановились возле высоких, настежь распахнутых чугунных ворот. Это оказался спорткомплекс «Эшера», одна из наших олимпийских баз.

Директор принял нас как старых знакомых, угостил сухим вином и распорядился предоставить комнату в главном корпусе. К счастью, паспорт был при мне, и с оформлением проблем не возникло. Мы сразу побежали купаться, а после обеда созерцали уникальное зрелище — футбольный матч двух сборных СССР, мужской по конному спорту и женской по баскетболу.

— И кто победил?

— Не помню. Кажется, тетки… Мы ходили в горы, ездили в обезьяний питомник, в ботанический сад, обедали и ужинали в великолепном горном ресторанчике, директор которого, вконец огрузинившийся поляк, лично жарил для нас неподражаемые шашлыки, а конники пару раз дали нам прокатиться на призовых лошадях.

— Но сладкая жизнь длилась недолго?

— Я потерял счет времени. Дни текли в каком-то розовом, сладком тумане.

Потом я нередко упрекал себя за то, что не вобрал в себя тогда все подробности, все яркие детальки этих неповторимых дней. Но что поделать — в фокусе всех моих чувств была Линда, только она одна… Объективно же все длилось ровно неделю.

Седьмой день был для меня отравлен с самого начала — Линда вручила мне билет на завтрашний вечерний поезд до Ленинграда и заявила, что сама должна вылететь завтра утром. Она предложила устроить двойную отвальную в узком кругу. Сначала я подумал, что речь идет только о нас двоих, но оказалось, что она пригласила директора и местного типа с русским именем Дима. Этот Дима частенько отирался возле нас, плотоядно поглядывал на Линду. В первые дни меня так и подмывало заехать ему по физиономии, но Линда вовремя объяснила мне, что этот Дима работает в милиции, и Гиви — так звали директора спорткомплекса — специально попросил его в свободное от работы время приглядывать за нами и отваживать от Линды не в меру темпераментных южных кавалеров. Потом мы с этим Димой выпили немало молодого вина. Как-то раз, улучив момент, когда Линды не было рядом, он наклонился ко мне и доверительно сказал: "Отличный женщина Линда. Я, Нил, твой паспорт видел, знаю, что ты женат. Хочешь совет — разведись с этой Баренцева О.

В. и женись на Линда".

— Выходит, они тоже называли ее Линдой?

— С моей подачи. Все думали, что это такое уменьшительное от «Алина», и нашей конспирации это обстоятельство не вредило.

— На этой отвальной вас было четверо?

— Да.

— Вы поехали в ресторан?

— Нет, все устроили у нас в номере, в складчину. Директор выкатил пол-ящика «Букета Абхазии», Дима принес хачапури и фрукты, а Линда достала из шкафчика бутылочку особенной чачи, которую мы купили в армянской деревне и приберегли как раз на подобный случай.

— В чем заключалась особенность этой чачи?

— В этой деревне гнали два сорта, крепкую и слабую, причем и в той, и в другой по шестьдесят градусов.

— Тогда почему одна крепкая, а другая слабая?

— Разное воздействие. Слабая ударяет в ноги, а крепкая — сразу в голову.

Даже после литра слабой чачи можно сидеть и разглагольствовать о прекрасном, а от стакана крепкой падаешь под лавку и дрыхнешь до утра.

— Ровно это с вами и случилось?

— Да. Мы очухались, когда уже рассвело. Первой пришла в себя Линда, растолкала всех, и мы поехали в аэропорт. Чуть не опоздали.

— Ночь с третьего на четвертое августа… — пробормотал Асуров. — Сходится…

— Что сходится? — моментально насторожившись, спросил Нил.

— Это я так, не обращай внимания… Значит, ты посадил ее в самолет, и больше вы не встречались?

— Не совсем так.