— Вон твой Валерий Владимирович на крылечке…
Иван полез из машины. Он был явно расстроен.
Плохое утро. И день, наверное, будет еще хуже…
— Лапу давай, — приказал Степан, глядя, как он тащит за собой рюкзак. — Забыл?
— Забыл, — признался Иван и протянул худую и совсем плоскую ладошку. В Степановой руке могли поместиться четыре такие ладошки. — Пап, приезжай скорей…
— Ладно, не ной, — оборвал Степан. — Если ничего не произойдет, я тебя заберу как обычно.
Иногда, когда он не успевал, Ивана забирала Клара Ильинична, чего Иван терпеть не мог. Хорошо хоть, что занятия у них продолжались не до двух, как в обычной школе, а до семи часов.
— Пока, пап!
— Пока, — сказал Степан и захлопнул за сыном дверь. Он постоял еще несколько секунд, пока Иван не добрался до Валерия Владимировича, потом нажал на газ и с ходу вылетел на перекресток.
Про Ивана он тут же забыл.
— Да вон он подъехал…
— Где?
— Да вон, говорю, подъехал! Ну, здоровую машину видите?
— Вижу.
— Ну! Он и есть. Степанов Пал Андреич. Бо-ольшой человек. Всем остальным главный начальник…
Рабочий выразительно сплюнул, глянул на небо, потом на лес, потом на вагончики, возле которых вяло толпился народ.
Почему-то Павел Андреевич Степанов явно его раздражал. Или пугал.
Что это такое? Обычное неудовольствие маленького человека, которого большой заставляет на себя работать, или свидетельство того, что Павел Андреевич вообще личность неприятная?
— Ну и как он? — спросил милицейский капитан Никоненко осторожно, как будто проверяя пальцем, не слишком ли горяч утюг.
— Кто? — не понял рабочий. Либо он на самом деле был непробиваемо туп, либо притворялся в пока неизвестных капитану Никоненко целях.
— Да этот ваш, который всем начальник?
— А-а, — протянул рабочий, затянулся и выдохнул в сторону дым. Из деликатности, как определил капитан Никоненко. — Я, товарищ капитан, ничего про ихние дела не знаю. Нам про это знать не положено. Мы работаем, зарплату получаем, а остальное — не нашего ума…
Капитан вдруг взглянул на него внимательно и остро, как ножом полоснул. Полоснул и опять спрятал в рукав.
— Чего вам знать не положено?
— А ничего! — сказал рабочий и улыбнулся радостно. — Вам если интересно, вы лучше с ними, с начальниками, поговорите, а нам ничего неизвестно, мы…
— Да-да, — подтвердил капитан рассеянно, — я слышал. Вы люди маленькие.
— Во-во, — согласился рабочий, — вы, товарищ капитан, с Валентин Петровичем потолкуйте, с прорабом нашим. Потом с этими двумя… гавриками… Чернов с Беловым которые. Вот ведь как бывает-то… Чернов да Белов, да обои — два в одном месте сошлись…
— Слушайте, — не выдержав, сказал Никоненко лениво. — Хватит, а? Я понимаю, что вы вчера «Следствие ведут знатоки» от начала до конца посмотрели. Только тот, который в телевизоре, лучше играл. Плохо вы играете, уважаемый Ярчук Петр Павлинович, штукатур. И я не благородный Пал Палыч Знаменский. Я послушаю, послушаю, да и отправлю вас в отделение. Хотите? У вас ведь наверняка прописочка-то того… мариупольская?
Штукатур Ярчук Петр Павлинович даже попятился, такой страх нагнал на него капитан Никоненко.
— Да я что… — забормотал он, стреляя по сторонам глазами, словно пытаясь найти какое-нибудь дело, за которое ему необходимо спешно приняться, — я ничего… это я так просто… Они-то побольше моего… Я-то совсем ничего… Что знал, то сказал, товарищ капитан…
— Значит, ничего не видели, ничего не слышали; зачем Муркин ночью в котлован полез, не знаете, с кем он вчера пил, тоже не знаете, потому что сами в это время в Москву уехали. |