— Сейчас тело увезут, мы произведем дополнительный осмотр места происшествия, потом подождем результатов экспертизы, и можно работать.

Он сладко улыбнулся и отпил очень крепкого и очень горячего кофе. Что же это за чашки такие? Специально, что ли, сделанные? Кофе как был огненный, так и остался. Эх, и чего только не придумают проклятые капиталисты, чтобы лишние денежки из покупателей вытянуть! Вот чашку придумали, в которой кофе не остывает…

Он рассматривал чашку с искренним интересом деда Щукаря и держал паузу, ожидая, когда шеф снова заговорит. Вместо шефа заговорил Белов, кавалергард и красавец, как определил про себя его сущность Никоненко.

— А этой вашей… экспертизы долго ждать придется?

— Смотря как эксперты загружены, — отозвался Никоненко и даже головой помотал, показывая, как заняты порой бывают эксперты. — Вы не поверите, но у нас тоже бывает много работы!

Степан усмехнулся.

— Каков вопрос, — сказал он своему заму и поднялся из-за стола, — таков ответ. Верно, Игорь Владимирович?

— Верно, — согласился Никоненко, — расскажите мне еще что-нибудь, пока я не уехал, Павел Андреевич. Что это за голодранцы с флагами?

— Сие не голодранцы, — объяснил Белов непонятно, — сие есть местные жители, протестующие против нашей стройки. А что? Неужели вы не слышали? У нас тут целая баталия развернулась…

— И что в результате баталии? — спросил Никоненко, обращаясь к спине Степанова. — Виктория или конфузия?

— Скорее виктория, — подумав, сказал Степан. — Вернее, нет, не виктория. Пожалуй, один — один. Они продолжают стоять, а мы продолжаем строить, только и всего.

— А в чем суть-то?

— А суть в том, что объявился тут еще зимой защитник села Сафонова, который раскопал какие-то данные о том, что как раз на том месте, где мы сейчас строим, в семнадцатом веке был храм. Потом с ним что-то стало — то ли он сгорел, то ли рухнул, но восстанавливать его почему-то не стали, а построили новый, который до сих пор стоит. Николая Чудотворца храм. Во-он, его даже отсюда видно. Посмотрите.

— Что мне на него смотреть, — пробормотал капитан Никоненко. — Я в этих местах вырос, и в храме этом мою мамашу крестили, а потом и меня… Можно еще кофе попросить?

— Да, — сказал Степан, — конечно.

Почему-то известие о том, что капитана Никоненко крестили в том самом храме, который виден из окошка его вагончика, Степана утешило, хотя это была явная глупость. Не все ли равно, где его крестили?

— Ну вот. Активист собрал вокруг себя каких-то бабок и дедок, которые теперь… стоят.

— А вы терпите? — спросил Никоненко с недоверием.

— Терпим, — согласился Степан, поморщившись. — Не бить же, в самом деле. Хотя скажу честно, этого козла я принародно грозился убить. Это недели две назад было или больше даже. Да, Черный? И денег ему предлагал, и с территории вывозил, и чего только не делал. Не унимается, да и все тут.

— А за что вы грозились его убить?

Степан мельком взглянул на капитана.

— Да они начали под машины ложиться. Остальных ребята-бульдозеристы за ограждение вынесли, а этому козлу я в морду дал. Сказал — еще раз ляжешь, убью. День был такой поганый, ну прямо как… сегодня.

— И тоже с трупом? — удивился капитан Никоненко.

— Нет, слава Богу, трупов не было. — Степан улыбнулся.