— Папа!

Стук посуды и пронзительный взвизг кофемолки.

— Папа!!

Степан вздрогнул и оглянулся, чуть не выпустив кофемолку из рук.

— Пап, ну ты чего?! Совсем уже?!

С Ивана на пол текла вода. Он стоял в дверном проеме мокрый и совершенно голый. Степан уставился на него, как будто впервые увидел.

— Я тебя зову, зову! Ты что, не слышишь?

— Нет, — сказал Степан. — Не слышу. Уже пора?

— Давно пора, — ответил Иван обиженно и зашлепал в ванную, бормоча себе под нос:

— Зову, зову, два часа зову..

Степан переставил сковородку, хлопнул по кнопке чайника и пошел в ванную вслед за сыном.

— Давай! — приказал Иван и зажмурился. Он стоял в ванне — острые локти, выпуклые коленки, ребра все до одного можно пересчитать, ручки-палочки и ножки-дощечки. В кого он такой худющий? Степан усмехнулся. Утренний ритуал никогда не менялся. Просто сегодня он что-то отвлекся и про ритуал позабыл.

— Готов? — переспросил Степан, повыше поднимая ведро с холодной водой. Иван сосредоточенно кивнул, не открывая глаз. Степан перевернул ведро, вода отвесно упала на Ивана, так что он даже покачнулся, стекла по всем ребрам, по ручкам-палочкам и по ножкам-дощечкам. Иван моментально покрылся гусиной кожей и встряхнулся, как собачонка.

Степан сунул ему полотенце.

— Ты просто супербизон, — сказал он какую-то нелепую фразу, которая приводила Ивана в восторг и которая тоже была частью ритуала.

Из полотенца вынырнула розовая мордаха, сияющая кривоватыми передними зубами.

Просто ангел Божий, а не ребенок.

Степан тяжело вздохнул.

— Вытирайся и давай завтракать. Мне некогда.

— Тебе всегда некогда, — сообщил Иван из полотенца. — Тебе когда-нибудь будет есть когда?

— Так нельзя говорить, — поправил Степан машинально, — нужно сказать «будет ли у тебя время».

— Да какая разница! Времени-то все равно не будет…

Внезапно Степан пришел в сильное раздражение. Как будто Иван в чем-то несправедливо обвинял его.

— Вот если ты будешь все время со мной базарить, — сказал он, хотя Иван вовсе и не базарил, — времени у меня совсем не станет.

И ушел на кухню.

Конечно, ему некогда. Он работает с утра до ночи. Все мечты о том, что в один прекрасный день работа пойдет без него, а ему останется только пожинать лавры, ежедневно разбивались вдребезги, как любовная лодка о быт в стихах революционного поэта Маяковского. Иногда ему приходится работать по субботам и еще по воскресеньям.

Степан разложил по тарелкам яичницу.

Он понятия не имеет, куда деть Ивана, когда начнутся каникулы. Черт бы взял эту продвинутую школу, где каникулы начинаются почему-то в апреле! В прошлом году у них все лето жила мама, а в этом году мама умерла…

— Иван! — крикнул Степан громче, чем нужно. — Ну где ты там?!

Думать об этом с утра нельзя. Об этом можно думать только ночью, когда Иван спит и впереди еще пять часов, чтобы прийти в себя. Степан не мог позволить себе думать такие думы с утра пораньше.

— Пап, где моя черная водолазка?

— Посмотри в шкафу.

— Да нет в шкафу, я уже смотрел!

— Иван, я ее не надевал, если ты об этом спрашиваешь!

— Я спрашиваю, где моя черная водолазка?! — Голос уже почти дрожит. Не восьмилетний мужик, а рохля и мямля, ей-богу!

Степан стукнул сковородкой о плиту и большими сердитыми шагами пошел в комнату к Ивану. Иван стоял перед распахнутым шкафом и зачем-то перебирал трусы на нижней полке.

— Трусы ты тоже потерял? — спросил Степан язвительно.