– Спасибо.

– Вы его знаете?

– Не совсем. Не могли бы вы дать мне ваше имя и номер телефона?

– С какой стати?

– Я думаю, полиция захочет побеседовать с вами о нем.

– Слава богу, ты вернулся, – заявил он. – Я уже начал думать, что мне снова придется платить кому-то, чтобы починить крышу и собрать чертов «легкий в сборке» комод.

– Я не оставаться, – пробормотал Джозеф. – Я только поздороваться и забрать свои вещи.

– Может, войдем в дом? – спросила Фрида. – Если мы и дальше будем стоять здесь, я окончательно замерзну.

Итак, они завели Джозефа внутрь, вытащили его из куртки и ботинок, и Рубен тут же сунул ему в руку бутылку пива и повел показать, где протекает крыша, и как-то так получилось, что уже через десять минут Джозеф погрузился в обжигающе горячую ванну. С того места в теплой, даже душной кухне, где сидели Фрида и Рубен, было слышно, как он плещется и стонет.

– Что, черт побери, произошло? – спросил Рубен.

Они инстинктивно оглянулись на фотографию с загнутыми уголками, висящую на холодильнике Рубена, – фотографию, которую Джозеф повесил туда больше года назад, когда только поселился в этом доме: его темноволосая жена и два темноволосых сына.

– Он был в Саммертауне, жил на строительном участке.

– Почему он не позвонил?

– Ему было стыдно.

– Из-за чего?

– Я еще не знаю.

– Счастье, что крыша у меня действительно протекает.

– Да.

– Молодец, что спасли его.

– Я его не спасала. Я позвонила, чтобы получить небольшой совет по одному делу.

– Главное, что теперь он здесь.

Фрида кивнула и заметила:

– Кстати, я собираюсь сходить на похороны Кэти Райпон в конце недели. Я много думала о ее смерти и о Дине Риве. Он приходит ко мне в кошмарах, и они не исчезают, когда я просыпаюсь.

– Значит, он часто навещает вас из могилы?

– Хотелось бы верить, что все обстоит именно так.

Ей удалось вовремя добраться до туалета. Она опустилась возле унитаза на колени, ее бил озноб и прошибал пот, она кашляла и рыдала одновременно… Наконец ее вырвало. Она чувствовала себя так, словно ее отравили, отравили каждую клеточку ее тела. Но она почти ничего не ела уже в течение многих дней, и скоро в желудке не осталось ничего, что можно было бы изрыгнуть, и она просто мучилась спазмами и хватала ртом воздух, иногда прижимаясь лбом к ободку унитаза. Колени болели от стояния на полу, волосы слиплись, изо рта воняло, и она чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи. Она подумала о горячих ваннах, свежих простынях, ячменном отваре с лимоном, прохладной руке на горячей щеке – и ее снова скрутило в спазме. Хочется умереть. Ей нельзя умирать. Он вернется. Это все, что она знала, – или должна была знать.