— Я подумаю над твоим советом, когда вернусь, — пообещал Эван, но для себя он эту тему уже закрыл. — А пока мне следует заняться подготовкой к отъезду.

— Да, конечно. Тебе необходимо отплыть, как только закончится погрузка провианта на «Феникс». Чем быстрее ты нанесешь удар, тем неожиданнее окажется месть. Но умоляю тебя, будь осторожен!

Попрощавшись, Льюис удалился. Эван же, по-прежнему сидя у огня, думал о брате. Белокурый и голубоглазый Чарльз был всегда приветлив и весел. Но все-таки его убили… Эту женщину Чарльз называл «зеленоглазой искусительницей, чьи шелковистые волосы похожи на солнечное сияние». Последние страницы дневника Чарльза были заполнены поэтическими восхвалениями красоты этой дамы, но нигде не упоминалось ее имя — только буква «А», вышитая на носовом платке. Возможно, Чарльз и не знал ее имени. Неужели он лишь издалека восхищался ее красотой и даже этим обрек себя на смерть? Эван поклялся, что получит ответы на все эти вопросы.

День был очень утомительным. Вокруг беспрестанно суетились заботливые родственники и друзья, оставшиеся с ними после панихиды по Чарльзу, чтобы как-то утешить их. И только сейчас, в одиночестве, Эван дал нолю слезам — он оплакивал молодого красивого Чарльза, который в свои двадцать четыре года нашел не только любовь, но и смерть. Чарльз не должен был умереть так бессмысленно. Он направлялся к женщине, которую боготворил, и ему нанесли удар ножом в спину. Но это не было ограблением, вовсе нет. В его карманах нашли деньги, на пальце осталось золотое кольцо. Кто же мог совершить это злодейское убийство? Этот вопрос мучил Эвана, терзал его душу, и постепенно у него начал складываться план действий. Вдохновленный собственной изобретательностью, Эван поспешно вытер слезы. Затем допил бренди и, поднявшись по лестнице, рухнул в постель. Засыпая, он думал о том, что вскоре заставит убийцу Чарльза сполна заплатить за содеянное.

Глава 1

Стефано Томмази долго изучал яркие краски на своей палитре, прежде чем приступить к их смешиванию. Он искал такой оттенок, от которого золотисто-белокурые волосы Бьянки Антонелли «заиграли» бы на холсте. Стефано был удовлетворен тем, что ему удалось отобразить тонкие черты лица молодой женщины, изумрудный блеск ее глаз, обрамленных длинными ресницами, и бархатистость безупречной кремовой кожи. Но вот этот великолепный оттенок отливавших золотом локонов все время ускользал от него.

— Я больше ни минуты не выдержу в такой позе, Стефано. Не могли бы мы закончить на сегодня? — нахмурилась Бьянка; в ее обычно мелодичном голосе звучали жалобные нотки.

— Твоя красота подобна красоте Венеры Боттичелли, моя драгоценная. Не могла бы ты позаимствовать у нее и терпение? — Заметив, однако, что Бьянка сегодня еще более беспокойна, чем обычно, Стефано нанес несколько легких мазков на холст и проговорил: — Я вижу, что это бессмысленно. В сезон карнавалов ты весь день зеваешь. Но вряд ли ты пропустишь бал у Паоло сегодня вечером.

Бьянка встала и потянулась с кошачьей грацией.

— Я обожаю карнавалы, Стефано. Да и как же можно их не любить? Такой замечательной музыки и таких танцев в другое время года просто не бывает. — Движимая любопытством, она подошла к холсту. — Сколько еще дней я должна выносить эту пытку, чтобы мои родители наконец-то получили мой портрет? — спросила она, тряхнув своими золотистыми локонами.

— Один-два дня, если будешь сидеть спокойно, и недели две, если будешь постоянно вскакивать, — ответил Стефано со смешком.

— Не дразни меня, Стефано. Я никогда не могла высидеть спокойно и минуты.