В голову так и ударяет, словно молнией с неба, и становится жарко и весело. И никакой опасности «бенни» не представляет, потому что, как и все остальные препараты, Блондинка Актриса получает его исключительно легальным способом. Она никогда не падет так низко, ей не грозит печальная судьба Джинни Иглз, Нормы Талмидж или же Эйми Семпл Макферсон. Никогда и ни за что не отступит она от предписаний врача. Блондинка Актриса — интеллигентная и умная молодая женщина, что совершенно нетипично для актрис Голливуда в целом. Те, кто был знаком с ней еще с тех времен, когда она была Нормой Джин Бейкер, знали, что эта родившаяся в Л.A. девочка сама пробила себе путь наверх. И студийный терапевт доктор Боб снабжал ее исключительно безопасными препаратами. Она знает, что ему можно доверять, поскольку Студия никогда не станет рисковать вкладом на миллион долларов. Бензедрин, мягкое, щадящее средство, предназначен для «поднятия настроения», обеспечивает «быстрый и сильный прилив энергии», столь необходимый уставшей актрисе. Нембутал, тоже мягкое и щадящее средство, предназначен «для успокоения нервов», для «обеспечения восстанавливающего силы спокойного сна без сновидений», также крайне необходим переутомившейся и страдающей бессонницей актрисе. Блондинка Актриса с тревогой спросила доктора Боба, не вызывают ли эти препараты привыкания, в ответ на что доктор Боб, отечески опустив руку на ее колено в ямочках, заявил следующее:
— Девочка моя дорогая! Сама жизнь есть привыкание. И однако же, как видите, ничего, мы живем и должны жить.
Пять часов и сорок минут неустанных хлопот и стараний потребовалось для того, чтобы превратить Блондинку Актрису в Лорелей Ли из фильма «Джентльмены предпочитают блондинок». Но дело того стоило. О, эти радостные толпы, собравшиеся на Голливуд-бульвар! Эти крики:
— Мэрилин! Мэрилин! — Нет, ты должна признать: дело действительно того стоило.
Ее втиснули в платье и зашивали его прямо на ней, стежками. На одно это ушло больше часа. Это было платье Jlope- лей Ли — из кричаще розового шелка, без рукавов и бретелек, с низким вырезом, открывающим верхнюю часть ее сливочно — белых грудей, и сидело оно на ней как влитое. Правда, ее предупредили: дышать осторожно, не делать глубоких вдохов и выдохов. Затем на руки натянули перчатки до локтя, плотные, как хирургическая повязка. Украсили нежные ушки, напудренную шею и запястья сверкающими бриллиантами (на самом деле то были цирконы, бутафория, собственность Студии). А на платиновые волосы осторожно надели «бриллиантовую» диадему, в которой она появляется в фильме всего на несколько секунд. Белая лиса, также собственность Студии, была накинута на обнаженные плечи, а на уже ноющие ноги надели бальные туфельки на шпильке — тоже из шелка и ядовито-розовые. Они были тесные и жутко жали, и Блондинка Актриса могла лишь семенить крошечными детскими шажками. И еще надо было улыбаться при этом и идти, опираясь на руки мистера Зет и мистера Д., которые в своих черных фраках выступали торжественно и мрачно, как распорядители похорон.
Движение по Голливуд-бульвар было перекрыто на несколько кварталов, и тысячи зевак — а может, даже десятки? сотни тысяч? — выстроились рядами по обе стороны бульвара и всячески стремились протиснуться вперед, но их напор сдерживала полиция. Вслед проехавшей веренице студийных лимузинов бросали бутоны красных роз. А эти безумные крики, это дружное заклинание толпы — «Мэрилин! Мэрилин!» — нет, следовало признать, усилия тою стоили, не правда ли?..
Ее ослепили прожекторы, оглушили приветственные крики и свистки, в лицо ей совали микрофон.
— Мэрилин! Скажите нашим радиослушателям: вам сегодня одиноко? Когда вы, двое, собираетесь наконец пожениться?
И Блондинка Актриса с присущим ей остроумием ответила:
— Когда я решу, вы будете первыми, кто узнает. |