Окружающих он чаровал своей любезностью, безудержной щедростью, веселостью. Никто никогда не видел его унывающим. «Жизнь для меня — это сплошной праздник, — любил повторять Малевский. — Как жаль, что человек не живет хотя бы лет пятьсот!»

У него была острая память и блестящие способности к наукам. Ему оставалось учиться чуть больше года в Николаевской военной инженерной академии, как там произошли какие-то студенческие волнения. Хотя Малевский не имел к этим беспорядкам ни малейшего отношения, он в знак протеста против исключения нескольких зачинщиков из академии тоже ее покинул. Это произошло в 1862 году, Малевскому был 21 год.

Образование он продолжил в Технологическом институте, полный курс которого окончил за четыре года. Затем по своей воле отправился

на Кавказ. Здесь показал удивительное усердие и работоспособность во время работ на Поти-Тифлисской железной дороге, а затем и Киево— Брестской. Вернувшись спустя несколько лет в Петербург, сразу был поставлен директорствовать на Сампсоньевский завод. Позже, во время суда свидетели скажут о Малевском: «Везде он успевал, всякая работа кипела в его руках… Деятельность его на заводе была изумительна: он являлся на завод в семь утра, покидал лишь поздно вечером. Прибыль завода при Малевском резко возросла, жалование рабочих и служащих увеличилась. Все его любили, недоброжелателей у него не было».

И еще: «Малевский любил общество женщин, причем исключительно „легкого поведения“. В пирушках с ними он словно находил источник отдохновения. Он никогда не искал сердечного чувства, не требовал ни верности, ни постоянства». Такой была его жизненная философия.

…Увидав за роялем Анюту, он весело расхохотался:

— Ты играешь, кажется, прелюды Листа? Браво! Хорошо сделала, что дождалась меня.

Обедали они вдвоем. Выпив бокал хорошего легкого вина, Малевский торопливо увлек Анюту в спальню:

— Как я опаздываю, дружок, если бы ты знала! Через двадцать минут он вскочил в коляску, поджидавшую у подъезда, и покатил на завод.

ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ

Три дня Анюта провела в доме Малевского. На обед он больше не приезжал, зато вечернее время они делили вместе. Лаская ее молодое, полное жизненных соков и энергии тело, страстно отдававшееся любви, он с улыбкой говорил:

— Благодаря тебе, дружок, я открыл в себе нечто новое.

Она вопросительно поднимала пушистые ресницы:

— И что же это?

— Я был уверен, что уже не способен на такие жаркие чувства. Но встретил тебя и потерял голову.

Она начинала игриво хохотать, явно счастливая его признанием:

— Такую голову терять нельзя — от этого Империя пострадает.

— Да нет, я серьезно! Но, дружок, я все обдумал. Уважая твою честь, я не могу оставлять тебя в доме — твое положение было бы двусмысленное. Я тебе сниму квартиру. И мы часто будем видеться.

Глаза Анюты стали наполняться слезами:

— И что потом?

— Потом? — удивился Малевский. — Я и сам не знаю — что будет потом. Жизнь сама все образует. Я дал зарок до сорока лет не удручать себя узами Гименея. Я хочу свободы. Так что еще, по крайней мере, лет пять мне предстоит пребывать в печальном одиночестве.

— А я?

— Прости за оговорку: вместе с тобой я, конечно, не одинок. Тебе, дружок, я буду давать «на шпильки», скажем, сто рублей. Столько на нашем заводе чернорабочий получает за три месяца. Согласна?

Анюта слабо улыбнулась, обнимая и целуя Малевского:

— Я согласна на все, лишь быть бы с вами рядом.