Анюта слабо улыбнулась, обнимая и целуя Малевского:

— Я согласна на все, лишь быть бы с вами рядом.

— Вот и отлично, — облегченно вздохнул он. — По воскресеньям у меня собираются друзья. За столом, за вечерним чаем, ты будешь хозяйкой.

…На другой день Анюта поселилась в хорошо обставленной двухкомнатной квартирке на одной из петербургских окраин — в Нарвской части. Добираться до Малевского было далековато, но он обещал оплачивать извозчиков. Навестили они магазины на Невском, накупили модные женские наряды. Малевский денег, верный своей натуре, не жалел.

Воскресным вечером к Малевскому приехали три респектабельных господина. Двое из них — лысый, лет 50-ти, с большим животом в поношенном фраке, и почти юноша, с мягкими пушистыми усами и розовым лицом, недавно окончивший тот же институт, что и Малевский, работали у него на заводе инженерами. Третий — друг детства, с которым учился еще в гимназии, Коновалов. У него были белесые редкие волосы, зачесанные назад за розовые ушки, тонкий хрящевидный носик и бесцветные навыкате глаза.

Гости с нескрываемым интересом разглядывали Анюту. Лысый сочно причмокнул губами:

— Ваш вкус безупречен, Семен Францевич! Коновалов был еще более откровенен. Не стесняясь присутствия горничной, внесшей горячий

самовар, он хлопнул Анюту по округлости зада и плотоядно ощерил зубы:

— Семен, сколько тебе обходится это сокровище? Я готов платить в два раза больше!

Малевский недовольно поморщился, но ничего не ответил.

До чая было выпито достаточно шампанского, которое и разогрело гостей. Шел горячий спор о месте женщины в современном обществе.

С прямотой, близкой к цинизму, Малевский убежденно доказывал:

— Мужчина во всех отношениях превосходит женщину — ив физическом, и в психическом, и в умственном развитии.

Коновалов лениво возражал:

— Но согласись, Семен, женщины ближе к земле, к реальной жизни…

— Это само собой разумеется. И ближе не только к земле, к самому космосу. Но как природа служит человеку, так служит ему и женщина.

Лысый понимающе покачал головой:

— Стало быть, мужчина, или, как вы изволили, Семен Францевич, выразиться, человек — это господин, а женщина — слуга, раба его?

И опережая еще не успевшего родиться Освальда Шпенглера, Малевский жарко продолжал:

— Это так! И более того: женщина не только служит источником мужского наслаждения. Она сохраняет на земле человечество, а для государства расу.

Преодолевая некоторое смущение, но желая участвовать в общем разговоре, еще более зардевшись, молодой инженер спросил Малевского:

— А как же относительно идеалов? Неужели у женщины их нет?

Малевский, наслаждаясь собственной мудростью и словно со стороны наблюдая себя и оставаясь собой весьма довольным, важно кивнул:

— Идеалы, говорите? Как же, как же, они есть — и, повернувшись к Анюте, спросил: — Скажи, ведь у вас, женщин, есть идеалы? То есть, — пояснил Малевский, — какая-то высокая цель, к которой женщина стремится?

— Конечно!

Малевский азартно хлопнул в ладоши:

— И я скажу вам, господа, какая это цель: найти богатого мужа и прижить с ним кучу сытых, здоровых детишек!

Анюта вопросительно посмотрела на своего возлюбленного:

— А что ж в том плохого: муж и детишки? Малевский досадливо поморщился:

— Я не говорю, хорошо это или плохо, тем более что эти категории весьма относительные. Речь идет о другом: у мужчины идеалы более возвышенные. Это развитие собственных способностей и служение обществу.

Коновалов спросил:

— Так что, вечный антагонизм?

— Правильно, Владимир Алексеевич, вечный антагонизм! Мужчина самим Провидением призван подавлять женские инстинкты, подчиняя их собственым целям.