Он обратился к градоначальнику с вопросами на английском языке, на котором обращались к нему самому.

— Вы говорите, синьор подеста, что видели меня в Порто-Феррайо на острове Эльбе?

— Да, синьор, и я имею честь состоять в должности в этом городе.

— Вы говорите, будто бы я заявил вам, что состою на службе английского короля в качестве капитана фелуки «Крыло и Крыло»?

— Да? «Крыло и Крыло», — вы так назвали эту фелуку.

— Сколько я понял, мистер подеста, вы назвали это судно люгером, — сказал Лейон.

— Фелука-люгер, синьор капитан, ни более ни менее, честное слово.

— Все присутствующие здесь почтенные офицеры как нельзя лучше знают, что фелука-люгер, и такой люгер, как говорят, «Блуждающая Искра», две вещи совершенно различные. Далее, синьор, скажите, слышали ли вы когда-нибудь от меня, будто я француз?

— Нет, вы не так были глупы, чтобы назваться им человеку, который ненавидит французов. Клянусь, если бы все подданные великого герцога ненавидели этих врагов так, как я, он был бы могущественнейшим князем в целой Италии.

— Без сомнения, синьор. Теперь позвольте мне спросить вас, называл ли я когда-нибудь эту фелуку иначе, как «Крыло и Крыло»? Упоминал ли когда-нибудь о «Блуждающей Искре»?

— Нет, вы всегда говорили: «Крыло и Крыло», никогда иначе; но…

— Извините, синьор, но я попрошу вас ограничиться только одними ответами на мои вопросы. Итак, фелуку я всегда называл «Крыло и Крыло», а себя капитаном Смит, не правда ли?

— Совершенно верно, синьор: «Крыло и Крыло» и капитан Смит, сэр Смит, потомок славной английской фамилии, сколько мне помнится.

Рауль улыбнулся, так как он помнил, что, возбужденный беседой с двумя итальянцами, он случайно, совершенно не преднамеренно обмолвился двумя-тремя словами в этом роде, а затем уже его собеседники сами ухватились за них и раздули их. Однако, он счел неуместным противоречить подесте, который до сих пор не говорил ничего такого, что могло бы ему повредить.

— Когда молодой человек из тщеславия желает прослыть знатным, господа, то это еще не дает права считать его шпионом, это доказывает только его легкомыслие, — спокойно заметил Рауль. — Вы говорите, синьор, что я никогда не выдавал себя за француза; но разве не сказал я вам, что моя родина Гернсей?

— Да, вы мне сказали, что поколение Смит — уроженцы этого острова. Признаюсь, я никогда не слыхал об атом острове, но вице-губернатор знает; он все знает, вице-губернатор, я думаю, в целой Италии не найдется равного ему по учености.

— Хорошо, хорошо! Теперь будьте любезны, синьор подеста, заявите этим господам, если вы по совести и согласно данной вами присяги можете это утвердить, что вы лично ручаетесь в том, что я имею какое-нибудь отношение к этой фелуке «Крыло и Крыло».

— Я могу только сказать, что знаю это с ваших собственных слов. На вас был точно такой мундир, как на этих офицерах, и вы себя называли командиром «Крыла и Крыла».

— Прекрасно; вот это значит — действительно помнить о присяге: ваши показания удивительно точны. Итак, все ваше сообщение сводится к тому, что вы не знаете, называется ли фелука, о которой вы говорите, «Блуждающей Искрой», ни того — француз ли я, и еще того менее, что я — Рауль Ивар; но вы помните, что я назвался Джэком Смитом, уроженцем Гернсея.

— Да, вы называли себя Джэком Смитом, а не Раулем Иваром. Но, синьор, я видел, как вы направляли пушки против лодок фрегата, на котором мы теперь находимся; и вы тогда подняли французский флаг.