Я взглянула на Анжелу, в глазах у нее стояли слезы.

– И я понимала, что он прав, – продолжала я. – Ведь я вернула ему доброе имя. Кто мне поверил бы? Я даже и не пыталась никому жаловаться.

– О боже, – вздохнула Анжела, – бедная ты девочка!

– Да не расстраивайтесь вы так, – успокоила я ее. – Что было, то прошло. На самом‑то деле ничего и не было. Я все выдумала, просто мне казалось, что вы про меня хотели услышать что‑нибудь этакое.

Надо отдать Анжеле должное. Она приняла мое заявление спокойно. Не накричала на меня, не вышвырнула на улицу. Но теперь вы понимаете, почему я не вхожу в список ее любимчиков. А с другой стороны, зла на меня она тоже не держит, это я знаю.

Ну, в общем, я чувствовала себя не в своей тарелке, когда шла к ней со своей проблемой, но посоветоваться мне больше было не с кем. Вряд ли Томми или собаки могли мне помочь. Я довольно долго в нерешительности топталась в дверях, но наконец Анжела подняла голову, увидела меня, и я вошла.

Я сняла шляпу – мужскую шляпу, которую купила новой, уж больно она была прикольной, я не могла устоять. И ношу ее, не снимая, а мои каштановые волосы сбегают из‑под нее, длинные и прямые, хотя и не такие длинные, как у Анжелы. Мне нравится, как я смотрюсь в этой шляпе, джинсах, кроссовках и хлопчатобумажной рубашке, которую я углядела на распродаже старых вещей. Пришлось, правда, залатать дырочку на одной поле, только и всего.

Знаю, о чем вы подумали, но, черт возьми, я никогда и не говорила, будто лишена тщеславия. Пусть у меня нет жилья, но я люблю хорошо выглядеть. И это помогает мне попадать туда, куда не пускают бродяг.

Короче говоря, я сняла шляпу и уселась на стул возле конторки Анжелы.

– А это кто из твоих? – спросила она, показывая на Рэкси, который, как и подобает хорошо воспитанной собаке, остался за дверью.

– Рэкси.

– Если хочешь, он может войти. Я покачала головой:

– Нет, я ненадолго. Вот хочу посоветоваться с вами насчет одной вещи. Это…

Я не знала, с чего начать. Но в конце концов начала рассказывать, как нашла конверт. И пока я говорила, мне становилось легче. Никто не умеет слушать так, как она. Уж этого у Анжелы не отнимешь. Когда вы разговариваете с ней, все ее внимание отдано вам. Никому даже в голову не придет, будто она думает о чем‑то своем, или прикидывает, как лучше ответить, или еще что‑нибудь в этом роде.

Когда я рассказала все, Анжела долго молчала. Она смотрела мимо меня, следя глазами за машинами, проезжающими по Грассо‑стрит.

– Мэйзи, – наконец сказала она, – ты когда‑нибудь слышала историю про мальчика, который кричал: «Волки, волки!»?

– Конечно. Но какое это имеет отношение… А‑а, поняла. – Я вынула конверт и положила его на стол, придвинув к ней. – Не надо было мне приходить, – добавила я.

Я и правда жалела, что пришла, но Анжела словно очнулась. Она открыла конверт, прочла письмо и снова посмотрела на меня.

– Нет, – сказала она, – я рада, что ты пришла. Хочешь, я поговорю с Франклином?

– А кто это?

– Клерк на почте. Я готова побеседовать с ним, хотя должна признаться: он, по‑моему, такого сделать не мог.

Значит, его зовут Франклин. Подонок Франклин.

– А что это даст? – пожала я плечами. – Даже если это он… а по‑моему, только он и мог такое выкинуть, но он все равно не признается.

– Может быть, позвонить его начальнику? – Анжела взглянула на часы. – Пожалуй, сейчас уже поздно, но я попробую завтра, прямо с утра.

«Прекрасно.