И боеприпаса прихватите побольше. Требуется территорию завода от
мертвяков почистить, пока они там по новой не расплодились. — Потом добавил, обращаясь к Лешке: — А ты, сталкер, беги за огневым валом, да только
близко не суйся, рванет — никакой «светляк» не поможет. Ну… Удачи… Пошел!
И Звонарь побежал. Побежал так, как, наверное, никогда в жизни не бегал.
Обещанный огневой вал оказался не столько огнем и не столько валом, а скорее полосой страшного стального дождя, перемещающейся в сторону
заводского забора, выкашивающей остатки гнилого камыша вместе со всем, что в них оставалось живого. И неживого тоже. От этой полосы нельзя было
отстать, но и вступать в нее было тоже нельзя. Отсюда, с края болота, хриплый голос АГС-17 слышался по-другому, а может, Лешка снова оглох, только
теперь это было «хоре, хоре, хоре…», словно кто-то вычесывал грубую шкуру Зоны железной щеткой. И по смешанной с человеческой плотью грязи уже на
излете ширкали осколки.
Болотце кончилось, начался подъем, а там, за разорванной колючей проволокой, на которой висели и корчились обрывки тел зомби-сталкеров, —
заводской забор, иссеченный осколками, но по-прежнему крепкий. Лешка побежал вдоль забора, ища дыру, не бывает же заборов без дыр, и нашел, и полез
в нее, не обращая внимания, что под ногами что-то корчилось и выло, потому что боялся отстать от полосы убийственного, но спасительного дождя.
Стальной ливень прошелся по заводским проулкам, оставив после себя слабо шевелящиеся фрагменты тел, кирпичную и стеклянную крошку да древесную
щепу, — и кончился, как и полагается каждому дождю, пусть и несущему смерть.
И псевдосмерть, почуяв, что истинная смерть ушла, снова заявила о себе.
Из неведомых заводских подземелий, из разрушенных цехов и складов, из бывших подсобок и гаражей, отовсюду на заводские кисло пахнущие тротилом
и окалиной улицы потянулись новые нестройные шеренги зомби, тоскливо тянущих что-то свое, неживое. И тут Лешка понял, что пропал.
Но они шли и шли мимо него, неуклюже, но упорно стремясь к проломам в заборе, к выбитым железным воротам, к канализационным трубам, шли, не
трогая заляпанного болотной дрянью сталкера, только иногда сворачивая в его сторону изглоданные язвами лица, мыча что-то и угловато махая рукой,
словно приглашая идти вместе с ними. Как будто своим его считали, и вдруг Лешка отчетливо понял, что все эти живые покойники и в самом деле считают
его своим.
И только когда он, задыхаясь, дотрусил до пролома, за которым виднелась дорога на Лиманск — справа радиоактивная речка, а по левую сторону
пузырится аномалиями Красный лес, — несколько зомби словно бы опомнились, неловко развернулись и заковыляли в его сторону, тоскливо хрипя и неметко
стреляя на ходу.
Лешка с мстительным удовольствием подпустил их поближе, уложил всех и уж совсем было пошел себе, но тут его словно торкнуло под сердце.
Из черной клешни еще дергающегося зомби на растрескавшийся от времени асфальт вывалилось что-то желтовато-красное и блестящее.
«Неужели «душа»? — удивился Лешка. — А я думал, что врут…»
Некоторое время он стоял, не решаясь поднять артефакт, но в конце концов нагнулся и поднял, стараясь не касаться скребущих асфальт обугленных
пальцев, зачем-то подул на скрученный невероятным образом светящийся комок и спрятал за пазуху. |