После окончания Литературного института она тоже писала скверные книжки, но, в отличие от Скворцовой, не успокоилась по сию пору. Каждый свой новый шедевр она дарила моему мужу с трогательной надписью: «На ваших книгах я училась писать», что выглядело как‑то двусмысленно: то ли учитель никудышный, то ли ученица ни на что не годится. К Артемьеву обращалась исключительно на «вы», начитавшись любовной переписки начала двадцатого века, до которой была охоча и которую цитировала по делу и без оного, постоянно все путая. Подозреваю, она была влюблена в Артемьева. Во время кремации хлопнулась в обморок, что создало дополнительные трудности: даму весом в сто двадцать килограммов поднять с пола не так просто.

Став знаменитым, муж проявил благородство и устроил ее редактором журнала, не то чтобы хорошего, но и не совсем захудалого. Петрова печатала там свои романы с продолжением под псевдонимом Любовь Шевченко, но слава по‑прежнему обходила ее стороной.

– Как всегда, хороша, – гаркнула она и заключила меня в объятия, в которых я совершенно потерялась. – Что это Наталья говорит про Сусанну?

Неужто правда из окна свалилась? – проявила она интерес.

– Правда. Увезли в больницу. Но мы надеемся, все будет хорошо.

– Валентина здесь? – сведя бровки у переносицы, пискнула Скворцова.

– Пьет кофе на веранде. Не желаете присоединиться?

– Я, пожалуй, чаю, – пробасила Аглая. – Но для начала разберу свои вещи.

Она удалилась в отведенную ей комнату, с подозрением поглядывая на Скворцову, которая, подхватив меня под руку, увлекла в гостиную.

– Ждать больше нельзя, – быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что в гостиной мы одни, зашептала Марина Федоровна. – Сейчас самое подходящее время издать его роман. Ты обратила внимание, какой шум подняла пресса в связи с годовщиной?

– Обратила, – буркнула я.

– Так вот, пока у публики явный интерес.., ты же понимаешь… Ты толком так и не сказала, сколько готовых романов он оставил? – забеспокоилась она.

– Один готов совершенно, – поведала я. – Но Борис в последнее время был исключительно требователен к себе. Роман его не удовлетворил, и он взялся писать второй, который благополучно довел до конца. Кое‑что он намеревался подправить…

– Отлично, – перевела дух Скворцова. – А как его записи? Можно там набрать материала на книжку?

– Я нашла еще два практически готовых романа.

Оба написаны несколько лет назад, но забракованы им. Если немного подредактировать…

– Я готова подписать договор хоть сейчас, – заверила меня Скворцова, а я вздохнула:

– Давай вернемся позднее к этому разговору.

Она пожала мне руку, с пониманием кивнула и удалилась в свою комнату.

Тут же дверь скрипнула, и в гостиной появилась Аглая. Наверняка подслушивала, этой пагубной привычки она даже не стеснялась, через что и страдала.

Иногда ей такое приходилось слышать в свой адрес, хоть святых выноси. Аглая страдала, заедала страдания пельменями и еще больше набирала вес.

– Чего хочет от тебя эта вобла сушеная? – спросила она, приближаясь.

– Рукописи, естественно.

– А ты что? Неужели отдашь?

– Вообще‑то не просто отдам, а получу за них очень приличные деньги.

– Я знаю минимум двух издателей, которые заплатят больше.

– Вряд ли бы это понравилось Борису, – с постной миной возразила я.