— Насколько я понял, да. Что будет — не знаю, а пока вроде так. Вот потому за эти сутки нам надо все решить. Хотите войну — ну вот вам и война. Как говорится, мы принимаем ваши правила игры. Такой вот план. Что скажете?
— Да вроде все сказали, хватит балаболить, — произнес Планшет.
— Тогда голосуем, — неожиданно для меня сказал Демид, как-то не ожидал я здесь таких элементов демократии.
Тем не менее действительно все проголосовали «за». Решено было действовать стремительно, жестко и по возможности, без жертв. Хотя…
Хотя все понимали, что быть может всякое.
Бригадиры начали обзвон своих подчиненных, Заур — своих спортсменов, включая Танка… Я поймал себя на том, что мне хочется повидать Лиду, но сейчас будить, трясти ее… нет, это какой-то запредельный эгоизм. Ладно! Загляну-ка в спортзал.
Даже не знаю, почему я так решил. Потому что, если есть спортивный дух, то он сильнее всего?.. Не знаю! Пошел, и все.
И наткнулся там на Степаныча, которому от души обрадовался. Он тоже, но в общем видно, что было ему невесело. Слово за слово — Степаныч совершенно искренне, зная, что я не передам, сказал, что грустно ему от такой жизни, он и представить себе не мог, во что превратятся спорт и спортсмены…
— Ну, — попробовал я утешить его, — ты же не этот… не Атлант, чтобы небо держать. Не мы такие, жизнь такая, — неожиданно вспомнил я, усмехнувшись. — Все перевернулось на этом свете, разве мы с тобой в этом виноваты?
Я не был уверен в правоте того, что говорю, но жалко мне стало старика.
— Да больно уж легко это, — он вздохнул, — все свалить на жизнь. А мы сами не жизнь?.. Нет, брат, тут все сложней. И знаешь, я вот теперь вижу на старости лет, что чего-то не понял в ней, в жизни этой, а чего не понял — тоже не понял… Ладно, брат, извини! Не буду нагонять тоску.
— Да нормально, Степаныч! А я вот думаю, что мы с тобой еще покажем этой самой жизни, где раки зимуют!
— Ну, дай-то Бог… Что там еще? Кажись, сюда идут.
Он не ошибся, Демид объявил общий сбор в спортзале, и минут через десять помещение наполнилось людьми. Прибыл и Танк, дружески улыбнулся мне:
— Здоров, брат!
— И тебе не хворать!..
— Чего у нас, боевая тревога?
— Точно. Сейчас узнаешь.
Собрали почти весь личный состав группировки, двух-трех не досчитались, то есть бригадиры не смогли до них дозвониться, дома не оказалось… это были терпимые потери, и Демид именно так к ним и отнесся. По данным переклички всего в зале оказалось сорок три человека.
— Слушай меня, братва! — громко объявил шеф.
Он кратко проинформировал всех о сложившейся ситуации, подчеркнув, что, разумеется, никому мы ничего не сливали, и кто вызвал ОМОН, пока неизвестно. Но как сложилось, так сложилось, мы сейчас на тропе войны, и только внезапная и решительная боевая операция выручит нас… Сказал и о потерях, о том, что никогда не забудем мы погибших братков, окончивших свой земной путь без нормального человеческого погребения…
Конечно, он так не говорил, но нечто похожее я прочел на иных лицах из числа тех, кто не был в Сочи, не участвовал в бою. Возможно, они уже знали о гибели парней, ибо земля быстро слухами полнится, а может, сейчас слышали впервые… но как бы там ни было, а на иных лицах я в самом деле видел нечто, что, наверное, впервые посетило головы: осознание того, что сумма жизни, смерти и судьбы это не какая-то херня для очкариков — дескать, пусть они об этом думают — а что-то такое, что само придет и не спросит, и проникнет в мысли, в душу, и хрен ты все это прогонишь…
А Демид, между тем, не тратя времени, начал расписывать роли:
— Планшет! Давай распредели своих. |