— Да. Так вот: повздорили, и один штангист полутяж нашего боксера в бараний рог скрутил. Техники-то ноль, зато силища!.. Тоже не последнее дело. Ладно, тогда без травм обошлось. Ох, и вломили обоим!.. Штангист мастер спорта был, так чуть не сняли… Но обошлось.

— А что поцапались-то?

— Да поддали, ясное дело. Может, и по чуть-чуть, но по ходу тренировок, сам знаешь, чердак-то сразу отрывает.

Я кивнул.

Пока наша беседа длилась, я, естественно, незаметно, разглядывал бойцов, причем рассматривал сразу с двух ракурсов: с точки зрения мастерства и с позиции шоу. И видел: вот этот отличный боксер, техничный, все движения изящные, отточенные, литая пластика, никакой дерганой шелухи… но массовый зритель этого не поймет. Это для него геометрия Лобачевского. А вон тот крепыш явно еще неотесанный, хотя от природы резкий и сильный, вот поставь его в пару примерно с таким же — и получится нечто вроде побоища Артуро Гатти с Микки Уордом, отчего публика обоссытся от восторга. А это ведь будет не бокс, а смешанные единоборства с куда более жесткими правилами…

Подошел сияющий Сергей:

— Видали? Пошла жара, кажется! Ребята валом валят. Откуда узнали, уму непостижимо! С отбором проблем не будет, уже ясно… Это пока только Москва и область, а там, глядишь, и весь Союз подтянется.

Степаныч ностальгически вздохнул при слове «Союз»:

— Эх, сейчас-то уже не то. А раньше на самом деле чемпионат Союза — вот школа была!.. До полуфинала дойти — адский труд. Чемпионом стать — подвиг! А борцовские тренеры, помню, говорили, что Союз куда труднее выиграть, чем Мир, тем более Европу. В каждой категории пять-шесть наших могли на медали рассчитывать… А поехать на чемпионат мира мог один. Конкуренция была — слов нет!..

На конкуренцию слов не было, но вообще о той эпохе Степаныч мог часами говорить, и вот сейчас увлекся. Похоже, Сергей это заметил, и постарался перевести разговор на другие рельсы:

— Слушай, Боец! Ты уже, наверное, пригляделся к ребятам? Как тебе они?

Конечно, я пригляделся. И уже мог со знанием дела говорить о каждом — от «безнадежных» до «проспектов». Из последних мне особенно глянулся один парнишка… ну, парнишка-не парнишка, мужику где-то под тридцать, плечи мощные, руки длинные, суховатые, но мускулистые, ничего лишнего, короткая мощная шея, массивный подбородок. Каков будет в борьбе, в партере, трудно сказать, хотя данные для этого есть. А вот в ударке явно профи, а главное, смотреться будет ярко, зрелищно. Правда…

— Вон тот, смотрите, — я постарался так кивнуть, чтобы тот не заметил.

Тренеры взглянули, Степаныч присвистнул:

— Ну, брат, глаз у тебя алмаз, это точно! Я его еще по юношам помню. КМС. Тогда он пожиже в физике был, но резкий, бьющий — мое почтение! Танка нашего гонял по рингу, тот, бедняга только отбиваться успевал… Можешь у него спросить: как, мол, тебе старый знакомый?.. Думаю, не самые приятные воспоминания остались. А этот, кажется, из Подмосковья откуда-то? — повернулся Степаныч к Сергею.

— Был, — кивнул Сергей. — Из Коломны. Гена его зовут. Давно уже москвич. Правда, не мой, из другого клуба… Так что, тезка? Займемся отбором сегодня?

— А почему бы нет, — эпически откликнулся я.

— Мне телевизионщики уже все уши прожужжали, — сказал москвич. — Отбирай тех, кто будет смотреться красочно… — он передразнил интонацию кого-то из съемочной команды. — Ну, тут я согласен. Одно дело спорт, другое дело трансляция. Я это, между прочим, и без них давно заметил. И надо как-то все это учитывать. Вот я бы и хотел, чтоб мы с разных сторон взглянули на дело, а?

— Резонно, — не возражал я, да и нечего возражать.