Волокуши уже были заложены. Кучер Перга и незнакомый приказчик, из‑за появления которого, собственно, Ларафа и разбудили, лущили жареные фисташки.

– Лараф окс Гашалла, старший распорядитель мануфактуры.

– Хофлум Двоеженец, – степенно представился приказчик.

«Двоеженец» он произнес так, словно это было неслыханно почетное прозвище: Дважды Грютский, например. Или Молниеносный.

– Плохие наши дела, господин Лараф, – начал приказчик, когда сани тронулись. – Предупреждали меня, что в Старый Ордос лучше не соваться, да не думал я, что здесь и впрямь такой стрем, как рассказывают. Все‑таки, у вас здесь вот… вроде… офицеры, стража…

– Так что случилось‑то?

– Выехали мы с постоялого двора, который возле Сурков, ранним утром. Думали быть у вас еще засветло.

Действительно, от Сурков до мануфактуры было десять лиг. Даже в метель санному поезду потребуется от силы шесть часов, чтобы покрыть такое расстояние. Хофлум продолжал:

– В ущелье мы въехали часа в три дня. Вы знаете, склоны там не отвесные, но все ж таки изрядно крутые. И вот по этому‑то склону на нас словно бы скатываются двое. Пешие, без лыж, в высоких сапогах и плащах хорошего сукна. По всему видать – офицеры.

Лараф недовольно оттопырил нижнюю губу.

У них на мануфактуре было не принято говорить «офицеры». Чересчур явно это слово указывало здесь именно на Свод Равновесия. Ни пехотных, ни кавалерийских, ни тем более флотских частей в окрестностях Старого Ордоса не было.

Офицеров Свода на мануфактуре называли обтекаемо: «люди из крепости». Говорили: «Снова двое из крепости к нам приходили». Или: «Повстречал одного из крепости».

Руины бывшей варанской столицы, как и весь Староордосский уезд, кишмя кишели офицерами Свода Равновесия. В уезде об этом знал каждый. Потому что рядом с руинами крепости, давно уже объявленными запретной зоной, находились Высшие Циклы, из которых выходили свежеиспеченные эрм‑саванны всех Опор Свода.

Сам по себе этот факт уже являлся государственной тайной. Но даже тем, кто не знал точного названия учреждения, было ясно, что и руины, и окрестности – недобрые. Здесь смердело и магией, и теми, кто эту магию истребляет при помощи Слов, Знаков и Вещей.

Но приказчику Хофлуму, который привез свой товар издалека, все эти тонкости были безразличны.

– И вот эти двое кричат нам, чтобы мы остановились. Мы, понятное дело, останавливаемся. Ворочайте назад, говорят, в Сурки. Я спрашиваю: как так – назад? Мы и так товар задержали, а товар у нас непростой. Может, говорю, слыхали, чем заняты в гашалловой мануфактуре? Сие предприятие, говорю, большую пользу для Князя и Истины имеет, а потому извольте нас пропустить. Мы и так опаздываем изрядно. И показываю им нашу подорожную.

«Ну дает деревенщина! – восхитился Лараф. – Мало кто осмелится препираться с офицерами Свода. Впрочем, у них там, на востоке, с этим, говорят, и впрямь попроще. Вроде как даже там и на благонравие сквозь пальцы смотреть стали.»

– Проверили они подорожную, проверили все сани. «Нет нам никакого дела до вашего товара», отвечает наконец тот, что постарше с виду. «Ворочайте взад, в Сурки. Это все ваша вина, что товар до холодов задержали. Если месяц уже проволынили, так Гашалла до послезавтра потерпит.» А я ж помню про уговор насчет месяца и одного дня, это ж значит хозяина под убытки немереные подводить… Тогда я отошел в сторонку с тем офицером, что постарше, и говорю: так мол и так, ваше сиятельство…

«Он бы его еще „величеством“ назвал», – мысленно усмехнулся Лараф.

– …Очень уж надо нам в мануфактуру поспеть до срока.