Пассажирский вагон преподобного Элияла Старбака был прицеплен к передвижному госпиталю. Священник пытался спастись от жары душного вагона, расхаживая взад и вперед в длинной тени от поезда, и был вынужден наблюдать процессию, вынесшую только что умерших из вагона с красным флагом. Солдаты умерли не от ран, а от упадка сил, и их судьба рассердила преподобного Старбака.

То были хорошие, благовоспитанные юные американцы, отправившиеся сражаться за свою страну, а в награду их сбросили в кучу около рельсов, где мухи облепили тела. Если передвижной госпиталь не сдвинется с места в ближайшее время, все больные внутри умрут, и потому преподобный Старбак нашел инженера в чине полковника, который явно обладал на железной дороге некоторой властью, и потребовал у него ответа, когда поезда смогут отправиться на север.

- В Бостоне, - заверил преподобный полковника, - есть такая вещь, как расписание. Мы находим это полезным.

- В Бостоне, сэр, - откликнулся полковник, - у вас нет Джеба Стюарта.

Отсрочка отправления поездов была вызвана налетом Джеба Стюарта на станцию Катлетт, следующую на этой линии, там кавалерия мятежников захватила множество пленных, сундук с деньгами и даже стянула лучший китель генерала Поупа. Проливной дождь помешал налетчикам спалить мост, по которому железнодорожные пути пересекали Кедровый ручей, но даже с уцелевшим мостом этот рейд посеял хаос в железнодорожном расписании.

- Но ваш поезд первым отправится на север завтра днем, - пообещал полковник преподобному Старбаку. - Будете в Вашингтоне к среде, сэр.

- К тому времени я надеялся находиться уже в Ричмонде, - язвительно заметил преподобный.

Полковник воздержался от ответа, а вместо этого приказал передвинуть вагоны госпиталя в тень складов и распорядился принести воды выжившим пациентам. Нескольким беглым рабам, теперь нанятым в качестве железнодорожных рабочих, велели выкопать для покойников могилы.

Преподобный Старбак подумывал, не следует ли ему прочитать проповедь работающим чернокожим, но решил, что находится в слишком подавленном состоянии, чтобы эффективно донести слово Божие. Его мнение относительно армии всю неделю ухудшалось, но теперь достигло самого гневного дна. На протяжении всей своей жизни он никогда не сталкивался со столь хаотичной, ненадежной и медлительной организацией. Мелкая бакалейная лавка в Бостоне демонстрировала больше сообразительности, чем эти неучи в военной форме, и неудивительно, что мятежники с носившими следы деградации черепами выставляли генералов северян полными идиотами. Священник сидел на открытой платформе у края своего пассажирского вагона, и по мере того, как огромное солнце садилось на западе, стирал пот со лба и занимался приятной рутиной, делая в дневнике наброски резкого письма, которое намеревался отправить массачусетским конгрессменам.

В пяти милях, в самом Уоррентоне, майор Гэллоуэй делал доклад в штабе армии. Он нашел того же полковника, который вручил ему этим утром приказы и теперь казался разочарованным, что враг не пересекал брод Келли.

- Вы уверены? - спросил полковник.

- Уверен. Совершенно уверен.

Полковник почесал бороду, нашел в ней вошь и раздавил ногтем.

- А как насчет двадцати тысяч Джонни на западе? - спросил он.

- Я послал туда своего заместителя, но он еще не докладывал о результатах.

Полковник зевнул и потянулся.

- Отсутствие новостей - это хорошие новости, а? Если бы ваши ребята что-нибудь обнаружили, они бы, без сомнения, послали гонца. А больше никто не донес об эти двадцати тысячах мятежников, так что, может, это всё кому-то привиделось с похмелья. Кстати, о похмелье, - он повернулся и потянулся за двумя стаканами и бутылкой виски.