Парень вытаращился на Старбака, затем, вняв мудрому совету, кивнул.

- Ты сделаешь из меня солдата? - спросил он.

- Я сделаю из тебя повара.

Мальчишка ухмыльнулся:

- Сколько заплатишь, майор?

- Я только что спас твою бестолковую жизнь, и на другое жалованье даже не надейся.

- Это значит, я раб? - с отвращением спросил парень.

- Это значит, что ты, мать его, слуга лучшего офицера в этой чертовой армии. Так что катись к этой самой матери отсюда и перестань тратить мое время, пока я тебе не дал, мать его, пинка.

Мальчишка снова ухмыльнулся:

- А, мать его, оружие у меня будет?

- Не нужно тебе оружие, - ответил Старбак.

- Вдруг мне придется защищаться от янки, которые захотят сделать из меня свободного человека, - сказал Люфицер и засмеялся: - Не могу быть солдатом без оружия.

- Ты и так не солдат, - ответил Старбак. - Ты повар.

- Вы же сказали, что я могу быть кем захочу, помните? - и мальчишка удрал.

- Этого ниггера вы точно больше не увидите, - прокомментировал Траслоу, стоявший по ту сторону двери.

- Мне особо и не хочется, честно говоря.

- Значит, нечего было лезть из-за него в драку, - сказал Траслоу. - Тот капитан убил бы вас.

- Вот и спасибо вам, - поблагодарил Старбак.

- Я его вышвырнул не ради вашего прекрасного личика, - язвительно заметил Траслоу. - Просто ребятам лучше не видеть, как из их майора всё дерьмо выбивают. Маринованных устриц хотите? - он протянул командиру банку с деликатесом. Пока Старбак наедался, Траслоу, обернувшись, наблюдал за печально тащившимся мимо сборищем одетых в синие мундиры военнопленных. Форма на них сидела ладно, но сами солдаты выглядели абсолютно разбитыми. У некоторых на голове виднелись яркие следы от сабельных ударов - раны были настолько глубокими, что мундиры до самого пояса вымокли в крови. Северяне, прихрамывая, шли навстречу тюремному заключению, и Траслоу хмыкнул:

- Не их денек сегодня, а? - заметил он. - Просто не их, мать его, денек.

Полковник Патрик Лассан из французской гвардии его императорского величества, являвшийся официальным военным наблюдателем, прикрепленным к армии мятежников, предпочитал вести наблюдение из первых рядов кавалерии южан. Он ухватил свою лошадь за гриву и медленно провел по грубому волосу длинным палашом, чтобы очистить его от крови. Ему пришлось проделать это трижды, прежде чем он смог засунуть клинок обратно в ножны, а потом, закурив, неторопливо поскакал обратно вдоль дороги, по которой атаковала кавалерия.

Бригада из Нью-Джерси отправилась из Вашингтона, чтобы разделаться с бандой, как они полагали, кавалерийских налетчиков южан на станции Манассас. Только вместо того, чтобы столкнуться с кучкой разрозненных кавалеристов, они направились прямо к старым оборонительным земляным укреплениям станции, где засела опытная пехота и артиллерия Каменной стены Джексона. Сметенные ружейным огнем и рассеянные пушками, северяне отступили. И именно в этот момент Джексон выпустил кавалерию, которая превратила это отступление в бегство.

Ошарашенные северяне вслепую кружили по полям, когда налетела кавалерия. Северяне главным образом получили ранения в голову или в плечи, эти кровавые раны были нанесены саблями всадников. Их товарищи либо упали замертво, когда на них из окопов укреплений неожиданно обрушился залп, либо пытались сбежать через вышедшую из берегов реку Булл-Ран, где годом ранее утонуло столько кавалеристов после безуспешного вторжения в Конфедеративные Штаты Америки.

Лассан наблюдал, как мятежники окружают выживших и обчищают карманы погибших. Конфедераты радовались столь легкой победе, заявляя, что она является доказательством, что полдюжины северян не стоят и одного южанина, но Лассан был более опытным и знал, что атака бригады из Нью-Джерси была лишь просчетом со стороны неопытного генерала.

Офицеры из Нью-Джерси были на войне новичками и шли в атаку с саблями наголо, не понимая, что тем самым превращают себя в мишени для снайперов южан.