- О чем, чёрт возьми, ты говоришь?

- О ферме Гэллоуэя, сэр, - обиженно отозвался Коффмэн.

- Ну да, конечно. Извини, - теперь информация казалась совершенно очевидной. Старбак всеми фибрами души мечтал нанести визит на ферму Гэллоуэя, но в эту ночь пламени и грохота понял, насколько эта идея была донкихотской. Джексон отходил из Манассаса, так что месть Легиона Гэллоуэю подождет. - Спасибо, Коффмэн, - сказал Старбак, - отличная работа, - добавил он, пытаясь приободрить взъерошенного юношу.

Незадолго до рассвета Легион побрел по дороге, поднялся на холм и подошел к лесу. За спинами солдат и полосой темной земли как адская топка горела станция. Сияние пожара напоминало горнило, а дым шел как от гигантского погребального костра, и стоящему у края леса Старбаку показалось, словно горит кусок вселенной. Пожар начался четыре часа назад, но до сих пор в ночи пульсировали яркие взрывы, вздымая дым в небо. За пожаром, заслоненная его светом, на горизонте только что показалась холодная серебристая полоска зари.

- Назад, назад, - верховой офицер направлял людей с открытого луга под укрытие леса. - И никаких костров! Никаких костров!

- Что происходит? - спросил Старбак.

- Отдохните немного, - велел офицер, - и оставайтесь в укрытии. И чтоб никто не разжигал костров, если только не хочет, чтобы его поджарил лично Старина Джек.

- Мы пойдем дальше? - спросил штабного офицера капитан Дейвис.

- Пока нет. Просто оставайтесь в укрытии. Отдохните. И никаких костров! - штабной офицер поскакал дальше, повторяя приказ.

Старбак провел солдат обратно в лес. Джексон пришел в Манассас, превратил это место в ад и затаился.

Преподобный Старбак той ночью почти не спал. Время от времени его глаза закрывались от усталости, а голова с орлиным профилем откидывалась на высокую спинку кресла, и он тихонько похрапывал, но почти тотчас же окно гостиной майора Гэллоуэя начинало дребезжать от очередного взрыва, и священник пробуждался, чтобы увидеть еще один огненный шар, поднимающийся вверх с нестерпимым сиянием со стороны станции, превратившейся теперь в горнило.

Дьявол принялся за работу, мрачно подумал священник, а потом вновь попытался уснуть. Он решил не использовать ни одну из спален на случай, если понадобится быстро бежать от мародерствующих мятежников, и провел ночь в библиотеке, где отсутствовала половина мебели, рядом со своей тростью, тяжелым саквояжем и драгоценным флагом. Единственным оружием, которым он мог бы воспользоваться, был декоративный флажок майора Гэллоуэя на похожем на пику древке, который священник прислонил к креслу в тщетной надежде, что острием этой пики можно будет проткнуть безбожного мятежника.

Он провел весь предыдущий день в той же гостиной. Разочарование дважды выгоняло его из дома в поисках способа ускользнуть от сил мятежников, но каждый раз он видел вдали всадника в сером и торопливо скрывался в сомнительной безопасности фермы.

До прибытия священника здесь находился дозор из четырех кавалеристов, их задача заключалась в охране штаб-квартиры Гэллоуэя от посягательств его угрюмых соседей-южан, но они сбежали, как только появились войска Джексона. Трое чернокожих слуг остались на ферме, накормили священника и помолились вместе с ним, но никто из слуг не разделял оптимизм преподобного Старбака относительно того, что Джон Поуп наверняка явится, чтобы наказать людей, которые посмели превратить Манассас в горящий факел.

Священнику немного удалось поспать уже на заре. Он лежал, привалившись к боковине кресла и с прижатым к тощему животу знаменем мятежников, пока при первых тусклых лучах утреннего солнца его не пробудил последний мощный взрыв. Встав на ноги, он почувствовал себя продрогшим и усталым, а мышцы окаменели. Из окна гостиной он увидел огромный поднимающийся в небо столб дыма, но не заметил, чтобы где-нибудь шныряли вражеские кавалеристы в крысиного цвета мундирах.

Похоже, еще слишком рано было ожидать завтрак, и потому, оставив багаж в доме и взяв лишь трость и драгоценный флаг, он робко осмелился высунуться на улицу.