— Меня все эти подробности не интересуют. — Шейн кивнул Анне. — Пошли.

— Только не лезь в бутылку, Шейн.

— Приглядывай за Клер и Евой. Я пойду первым.

— А как же я? — захныкала Моника.

— Что, и впрямь хочешь знать? — Шейн одарил Монику взглядом, способным дотла спалить ей волосы. — Скажи спасибо, что я не оставляю тебя здесь в качестве десерта для него.

Мирнин наклонился и прошептал Клер на ухо:

— Мне нравится этот юноша. — Увидев смятение на ее лице, он вскинул руки и улыбнулся, — не в том смысле, моя дорогая. Просто он кажется очень надежным.

— С вами тут ничего не случится? — спросила она после паузы. — Честно?

— Честно? — Он посмотрел ей в глаза. — На данном этапе — да. Однако у нас очень много дел, Клер, и очень мало времени. Я не могу прятаться долго. Тебе известно, что стресс ускоряет развитие болезни? А сейчас все мы переживаем очень сильный стресс. Значит, появятся новые больные, которые будут утрачивать связь с реальностью. Жизненно важно как можно быстрее продолжить работу над лекарством.

— Я постараюсь сделать так, чтобы завтра вы вернулись в лабораторию.

Когда они уходили, он стоял в лучах гаснущего света, рядом с ржавым подъемным краном, чья стрела на три этажа уходила вверх, во тьму, где носились птицы.

И больные, злобные плоды неудачного эксперимента прятались в тени — может, дожидаясь момента, когда удастся напасть на своего создателя.

Если так, то Клер от души жалела их.

Люди ушли, но перед этим от души «позабавились» с машиной Евы. Она потрясенно смотрела на вмятины и треснувшие стекла; но, по крайней мере, машина сохранила все четыре колеса, а повреждения носили косметический характер. Двигатель завелся сразу же.

— Бедная моя малышка. — Клер сочувственно похлопала по рулевому колесу. — Мы тебя починим, не сомневайся. Правда, Анна?

— Да я пока даже не знаю, что буду делать завтра, — ответила Анна, усаживаясь на переднее сиденье. — Хотя нет, знаю. Буду выправлять вмятины «Куин Мэри»[12] и вставлять новое стекло.

На заднем сиденье Клер играла роль человеческого эквивалента нейтральной Швейцарии между воюющими нациями Шейна и Моники, которые, соответственно, сидели у окон. Обстановка была напряженная, все молчали.

На западе солнце опускалось во всей своей красе; в обычных обстоятельствах это превращало Морганвилль в удобный для вампиров город. Сегодня дело обстояло иначе, что становилось все очевиднее по мере того, как, оставляя позади район заброшенных складов, Ева приближалась к Вамптауну.

Сейчас на улицах было полно людей — и это на закате!

Разъяренных людей.

В одном месте они проехали мимо группы, собравшейся вокруг мужчины, который стоял на деревянном ящике и что-то выкрикивал в толпу. Рядом с ним лежала груда деревянных колов, и люди расхватывали их.

— Да, выглядит не очень-то приятно, — заметила Ева.

— И это все? — Моника пригнулась, чтобы ее не заметили. — Они пытались убить меня. А ведь я даже не вампир!

— Да, но ты есть ты, и это все объясняет. — Ева поехала медленнее. — Много машин.

Много машин? В Морганвилле? Клер наклонилась вперед и насчитала на улице впереди по крайней мере шесть автомобилей. Первый свернул в сторону, преграждая дорогу второму — большому фургону; он попытался дать задний ход, но ему помешал третий автомобиль.

Вампирский фургон с затененными стеклами оказался в ловушке. Старыми, разбитыми седанами, преградившими ему дорогу, управляли люди.

— Это машина Лекса Перри — та, что свернула в сторону, — сказала Анна, — а в третьей, по-моему, братья Нунелли.