Донелли утверждает – и это замечательное суждение для семнадцатилетнего юноши, что человек рожден не для того, чтобы вечно таскать на своих плечах тяжелый груз предрассудков. Только люди долины должны носить на плечах тяжести, чтобы быть здоровыми и отважными. И только немногие из них, считанные единицы, рождены честолюбивыми и дерзкими альпинистами. Таким альпинистом, несомненно, был Донелли. Для меня этот человек – головоломная загадка. Прожив до восьмидесяти четырех лет, будучи талантливым писателем, оригинальным мыслителем, другом Руссо и Уилкиса, почему же он оставил после себя такой незначительный след в истории? Если «Опровержение Хьюма и д'Аламбера» и опубликованный путевой дневник – это все, что он покинул потомкам, то я должен прийти к выводу, что он принадлежит к талантам, очень рано исчерпавшим свои возможности, как Рембо или Вулф. Но неопубликованный дневник не оставляет сомнения в том, что его талант далеко не исчерпал себя. Так что же произошло с ним на самом деле?

Я должен здесь, между прочим, добавить, что философская часть «Опровержения» содержит наиболее интересные страницы, которые отличает психологическая тонкость, опережающая свое время, по крайней мере, на столетие – ничего подобного я не могу припомнить до Бредли. Донелли цитирует отрывок из «Трактата о человеческой природе» Хьюма, где утверждается, что причинно-следственные связи не являются объективной закономерностью, а исходят из наших привычек. Хьюм пишет: «Предположим, что такой человек, как Адам, был создан с полной силой понимания. Способен ли он, не обладая опытом, понять неизбежную связь между причиной и следствием? Если, например, он наблюдает, как два бильярдных шара ударяются друг о друга, то он не может, используя только свой разум, прийти к выводу, что они после удара обязательно разбегутся в разные стороны. Из того, что ему до сих пор известно, он не знает, соединятся ли они, или подпрыгнут вверх, или просто остановятся рядом, бок о бок».

Донелли сразу же ухватился за фразу «с полной силой понимания» и указал на ошибочность этого утверждения: «Хьюм предполагает, что восприятие Адамом бильярдных шаров невинное и необремененное предрассудками, в то время как полностью невинное восприятие, как у новорожденного ребенка, не воспримет этих шаров вообще, или, скорее, воспримет их без понимания, как я воспринимаю письмо, написанное на незнакомом мне языке. Если бы Адаму было даровано полное понимание, достаточное, чтобы воспринимать шары с интересом, то ему было бы известно соотношение причины и следствия. Он может на знать, разойдутся ли шары, или сольются вместе, как две капли воды, но он знает, что нечто произойдет в результате их столкновения, а это означает, что следствие идет за причиной, а не наоборот».

То есть очень простая и трезвая мысль: восприятие человека зависит от его возраста. И как это случилось, что мне никогда не доводилось слышать об Эсмонде Донелли? Даже если он сам написал очень мало, другие его современники должны были бы обязательно упомянуть его – например, Босвелл или даже Крэбб Робинсон. Всеобщее забвение такого человека совершенно необъяснимо.

Еще из Далласа я написал своему другу, сотруднику Британского музея, и попросил подыскать для меня материалы, касающиеся Донелли. Прибыв в Лондон, я первым делом направился в музей и был там к девяти часам утра. Тим Моррисон из отдела печатных изданий пригласил меня в буфет для сотрудников на чашечку кофе. Я рассказал ему все о встрече с Флейшером – даже о его предложении подделать рукописи Донелли. Отношение у Тима к жизни весьма серьезное и осторожное: он был человек, который не предпримет ни одного шага, тщательно не взвесив предварительно все «за» и «против».

– Я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь.