Высокий Дом снова захохотал, потом внезапно замолчал.
— Интересно, отчего я упал? — проговорил он. — Это очень странно. Вроде бы только что бежал — и вот уже лежу.
Болтун вскинул голову:
— Тебе дали подножку, Высокий Дом, я видел. И к тому же ты выпил столько пива перед бегом. В другой раз…
— Ты не был пьян, Высокий Дом, — вмешался Верховный, не переставая улыбаться. — Ты выбился из сил.
Бог снова дернул Болтуна за ухо.
— Расскажи-ка о том, — неожиданно расхохотался он, — как вода становится твердой.
— Ты уже слышал об этом.
Высокий Дом стукнул кулаком по ложу.
— Ну и что, буду слушать сколько хочу, — завопил он. — Сколько хочу, сколько хочу!
Вопль замер под высокими сводами. Занавес в дальнем конце зала раздвинулся, и показалось нечто похожее на белый льняной кокон, внизу которого виднелись крошечные ступни. Кокон просеменил в центр зала и остановился между столами.
— … твердая как камень, правда, — рассказывал Болтун. — Зимой скалы у водопада обрастают бородой, как речные камни — водорослями. Только эта борода состоит из воды.
— Продолжай, — горячо сказал Высокий Дом. — Расскажи, какая она белая, и чистая, и холодная, какая она спокойная, — это очень важно, что она спокойная и неподвижная!
Откуда-то незаметно появилась темнокожая девушка. Она потянула за конец белого покрывала, и фигура стала поворачиваться, переступая маленькими ножками. Болтун продолжал рассказывать, а глазами косил в сторону кокона.
— Болота там черно-белые, и поверхность их тверда. Тростник будто костяной. И холодно…
— Ах! Продолжай…
— Это не просто прохлада, которую приносит вечер или ветерок с реки. Не прохладный бок пористого необожженного кувшина с водой; это холод, который набрасывается на человека, заставляет его приплясывать, потом сковывает его движения и, наконец, вообще не дает пошевелиться.
— Ты слышал, Верховный?
— Если человек ложится на белый песок, который тоже — твердая вода, то так и остается там лежать. Очень скоро он превращается в камень, в свою собственную статую…
Высокий Дом воскликнул:
— Он остается в Настоящем! Для него оно не движется!
Он обнял Болтуна за плечи:
— Ах, дорогой мой Болтун, я просто не могу обходиться без тебя!
У Болтуна вокруг рта легла грязно-белая тень.
— О нет, Высокий Дом! Это в тебе говорят доброта и благородство — я человек ничтожный и никому не нужный!
В этот момент послышалось покашливание Верховного. Они обернулись к нему, и он показал взглядом, куда следует смотреть. С кокона как раз соскальзывало покрывало. Высвободилась и упала блестящая волна волос. Женщина стояла к ним спиной и раскланивалась во все стороны. Волна мерцала, колыхаясь под мягкий рокот барабана. Маленькие ножки пританцовывали.
— Да ведь это, — вскричал Бог, — ведь это Прекрасный Цветок!
Верховный кивал и улыбался.
— Ваша восхитительная дочь.
Высокий Дом поднял руку в приветственном жесте.
Улыбаясь через плечо, Прекрасный Цветок изящно повернулась в такт музыке и освободилась от очередного покрывала; переливающаяся волна волос женственно плескалась, касаясь ее колен. Улыбка Бога и его жест словно послужили сигналом залу. Громкий говор за столами стих, кругом засияли восторженные улыбки, отовсюду неслись ласковые возгласы, радостные приветствия. К барабану присоединились тростниковая флейта и арфа.
— Знаешь, она уже большая! — воскликнул Высокий Дом. |