|
– Эта школа содержится на деньги налогоплательщиков, а я исправно плачу налоги и уберусь отсюда, когда сочту нужным, когда захочу. Если бы вы не расхаживали по классу, вихляя своим обтянутым узкой юбкой задом, и не демонстрировали бы свои сиськи, как проститутка за два доллара на углу улицы, то, может, ваши ученики и не испытывали бы соблазна нарисовать вас в чем мать родила. А если вы хотите знать мое мнение по этому поводу, так вот, если мой сын мысленно раздел вас и изобразил в природной наготе, то, как мне кажется, он своим искусством сделал вам большой комплимент.
Кровь бросилась в лицо мисс Лено, губы зло скривились от охватившего ее приступа яростного гнева. – Я знаю, кто вы такой, – завизжала она. – Грязный бош1. Перегнувшись через стол, он влепил ей пощечину. Детские голоса на площадке давно смолкли. В классе установилась мертвая тишина. Мисс Лено застыла, держась руками за стол, потом, разрыдавшись, рухнула на стул, закрыв лицо руками. – Я не допущу разговоров в таком тоне, ты, французская шлюха, – сказал Джордах. – Я приехал сюда из Европы не для того, чтобы выслушивать подобные оскорбления. И если бы я был французом, то вспомнил бы, как эти храбрые вояки панически разбежались в разные стороны, словно перепуганные кролики, после первого же выстрела вот этого «боша», и подумал бы дважды, а то и трижды, прежде чем его оскорблять. Если тебе это поможет и ты почувствуешь себя лучше, то знай, в шестнадцатом году я убил француза, заколол обычным штыком, мне пришлось ударить его в спину, потому что он удирал с поля боя, назад, к своей мамочке. Джордах говорил спокойно, по-деловому, словно они обсуждали погоду или заказ на муку. И от спокойствия отца Рудольфа начала бить дрожь, Злость, вложенная в его слова, становилась более язвительной, более непереносимой из-за этого делового, почти дружеского тона. Он продолжал: – А если ты думаешь, что отыграешься на моем парне, то предупреждаю, прежде подумай как следует. Я живу здесь неподалеку и небольшая прогулка до школы моему здоровью не повредит. Мой сын два года был круглым отличником по французскому языку, и у меня возникнут неприятные вопросы, если в конце года у него будут другие оценки. Пошли отсюда, Руди. Они вышли, оставив мисс Лено рыдающей за столом.
Из школы домой они шли молча. Проходя мимо мусорного бака, Джордах остановился, рассеянно порвал рисунок на мелкие клочки, бросил в бак, и они, медленно кружась, опустились на дно. Потом посмотрел в глаза Рудольфа: – Ты ведь глупый негодяй, разве не так? Рудольф согласно кивнул. Они пошли дальше. – У тебя уже были женщины? – спросил Джордах. – Пока нет. – Правда? – Правда. Я скажу тебе, когда это произойдет. – Надеюсь, – сказал Джордах. Он молча, прихрамывая шагал к дому. – Ну и чего ты ждешь? – Мне торопиться некуда, – сказал Рудольф, обороняясь. Ни отец, ни мать прежде никогда не заводили с ним разговор о сексе, и сегодня отец выбрал не очень удачный день для такого разговора. Он думал о мисс Лено, растрепанной, уродливой, перемазанной помадой, – наверное, она, сидя за своим столом, до сих пор рыдает, и ему стало стыдно, как он мог думать, что такая глупая, визжащая, как истеричка, женщина достойна его юношеской страсти. – Как только начнешь, – поучал его отец, – не держись за юбку только одной. Меняй их дюжинами. И в мыслях никогда не допускай, что у тебя должна быть одна-единственная женщина и только с ней одной ты должен спать. Испортишь себе всю жизнь, помяни мое слово. – Хорошо, – согласился Рудольф, в глубине души зная, что отец не прав. Совершенно не прав. |
