Салли забыла о существовании стульчика и, скользнув с кровати, весьма неизящно приземлилась на мягкое место. Она звонко рассмеялась и, вытянув ноги, забарабанила каблуками по полу.

А не пора ли принять ванну? Взгляд Салли скользнул к двери и замер: сумки и коробки аккуратно стояли у стены. Должно быть, пока она спала, Анна распаковала вещи. Дверца одного из шкафов была слегка приоткрыта. Кричаще-яркие платья, неплохо смотревшиеся в салуне, здесь казались совершенно неуместными. Украшение из перьев, которое она надевала вместе с боа, лежало на верхней полке. Оно тоже выглядело пришельцем из другого мира. Румянец стыда теплой волной залил шею и щеки. Она проверила комод и без особого удивления обнаружила, что все ее белье — изрядно, кстати, поношенное — и чулки заняли не более половины одного из выдвижных ящиков; наверное, ей самой стоило разобрать сумки и разложить вещи. При мысли о том, что кто-то посторонний видел ее заштопанные трусики, Салли стало не по себе. Надо же так попасть впросак. А впрочем… Она сжала зубы — все чистое, без дырок. Стыдиться нечего.

* * *

Нежась в громадной, на удивление гладкой ванне, полной пузырьков, Салли откинулась на спинку и вытянула ногу, рассматривая накрашенные ногти. Какое убожество! А… кому какое дело?! Она взяла мочалку, оказавшуюся мягче пуха, и принялась ожесточенно тереть кожу. Потом, ощущая приятное покалывание, стащила с вешалки широкое и длинное полотенце, тоже необыкновенной мягкости, и завернулась в него. Такой приятной истомы ей еще не приходилось испытывать. Салли посмотрела в зеркало на свое отражение. Светлые волосы, скручиваясь в колечки, прикрывали уши, падали на шею. Она зачесала их назад и несколько раз пригладила, чтобы они лежали гладко. С такими волосами она казалась старше, солиднее. Колечки же, обрамляя лицо, делали ее похожей на пятнадцатилетнюю девчушку.

Одеваясь, Салли снова вспомнила свою мать. У нее были такие же волосы, только тусклые, безжизненные и обычно замасленные. Убирая их назад, мать всегда перевязывала «хвост» веревочкой. Салли решила, что надо будет купить ей жемчужное ожерелье и сережки. А еще — того ароматного мыла с запахом розы. Вот тогда можно будет вымыть мамины волосы и уложить их так, как носят городские барышни. Мама станет настоящей королевой, а сестры принцессами. Ей вполне по силам совершить такое превращение, ведь теперь у нее все деньги мира.

Завтра, завтра она вернется в город. А сегодня вечером, перед тем как улечься спать на этой высокой кровати, нужно составить перечень того, что обязательно следует там сделать. Тянуть время ни к чему, ждать больше нечего, надо ехать в Техас к семье.

Ужин ей подали в столовой. Длиннющий обеденный стол с громадной вазой, наполненной свежими цветами. Суетящаяся Анна. Блеск посуды. Салли чувствовала себя важной госпожой. Еда оказалась сытной и обильной, хотя, может быть, немного тяжеловатой: толстый бифштекс, жареная картошка, мясной соус, помидоры и теплый хлеб, намазанный самым настоящим маслом. Ей вспомнился тонкий кусочек хлеба с салом и размазанная на тарелке овсянка, их обычный ужин в Техасе…

Об этом можно теперь забыть, такое не повторится. Никогда, никогда. Она впилась в пирог с ревенем и попросила добавки. Наконец с ужином было покончено, и Салли попросила позвать Джозефа.

— Слушаю вас, мэм. Чем могу служить? — Он слегка поклонился.

— Завтра, еще до восхода, я хочу вернуться в город. Планирую… съездить в Техас. Когда вернусь, еще не знаю.

— Я могу отвезти вас на автомобиле, мэм. Вы не против?

— О да, это было бы прекрасно. А где мистер Истер приобрел автомобиль?

— Выиграл в покер, мэм. Все по-честному. Водить я научился сам. Мистер Истер не желал иметь дело с этой, как он говорил, «штуковиной на четырех колесах и с мотором».