— Послушай меня, крошка, не сердись, но я приеду попозже, мне надо отвезти Таню домой, мы немного припозднились, но я еще раз тебе позвоню. — Голос Улли вибрирует, Нетте слышится в нем что-то недосказанное, из трубки доносятся какие-то шумы и громкие звуки, наверное, брат звонит из телефона-автомата в центре города или из розово-серой кабины возле киноцентра или в самом киноцентре, там они недавно были вместе, Нетте раздосадована и разочарована.

Мари ломится мимо в гостиную, Нетте повышает голос:

— Ну, тогда удачи, — и бросает трубку.

Когда Нетте возвращается в гостиную, Мари уже снова лежит на полу, прижавшись животом к ковру; она молчит, она увлечена фильмом и не спрашивает, кто звонил Нетте. Ее интересует только один вопрос: кто убийца?

Действие фильма разворачивается в ускоряющемся темпе, но Нетте витает в другом мире, Нетте до фонаря, что происходит на экране, она живо представляет себе, как Улли целует девушку, которую зовут Таня.

Комиссар получает по почте отпиленную голову своей возлюбленной, Нетте, пошатываясь, встает и направляется в ванную, становится у раковины, упираясь в нее обеими руками. Весь кампари и вся любовь к Улли темно-красной волной выливаются в раковину. Нетте чистит зубы, и ей становится лучше.

В гостиной тихо жужжит видеомагнитофон, Даниэль, стоя на коленях, перематывает пленку к началу. Мари смеется:

— Давайте еще выпьем, надо попробовать все.

Эта Мари глупеет прямо на глазах, думает Нетте. Но Даниэль в полном порядке. Интересно, что он скажет, если он вообще что-то скажет?

— Конец не плох, — говорит он медленно и задумчиво, — мне понравилось, что наказан был и грех комиссара.

Мари пожимает плечами:

— У каждого есть свои грехи.

Они сидят кружком в том удивительном, странном, пытливом настроении, которое после таких фильмов охватывает всех, кто всегда выступает лишь в роли свидетелей; они молчат, застыв в неподвижности, и, кроме того, им нечего больше смотреть.

Мари снова оказывается у бара, она, как муха, липнет к сладким напиткам, нюхает содержимое графинчиков — золотисто-коричневое, каштановое.

— Похоже на краски для волос, — замечает Нетте.

Мари громко сопит и наконец выдает мысль:

— Если мы нальем из каждой початой бутылки на два пальца в стаканы, то это будет не очень заметно.

— Угомонись, лично я больше не могу, — говорит Нетте.

Взгляд Даниэля тверд.

— Я тоже не буду.

Мари пьет в одиночестве и между мелкими глотками рассказывает об одной своей подруге, которая промышляет воровством в магазинах, но никто ее толком не слушает.

— Думаю, что это неправильно, — говорит Даниэль, глядя в глаза Нетте.

Она при этом думает, что к приходу Улли они, наверное, уже уйдут, она смотрит на часы, стрелки приближаются к половине двенадцатого, и в это время снова звонит телефон.

— Улли! — радуется Нетте, она слышит бархатистый голос Улли.

— Мне очень жаль, но я приду очень поздно, мы тут засели надолго…

Нетте медленно кладет трубку на аппарат, потом снимает ее и кладет рядом, она не хочет, чтобы он снова звонил и говорил с ней таким веселым голосом, пусть остается в своей Перечной стране, в своей чертовой Перечной стране, пусть почернеет и съежится.

Она молча проходит мимо Мари и Даниэля и смотрит на улицу, в черный квадрат окна, зигзаг металлических лесов почти не виден, и ей явственно чудится, что темнота протягивает к ней свои щупальца, поглощает ее, и она становится серой — вся — от корней волос до кончиков ногтей.

— Я, пожалуй, пойду, — говорит за ее спиной Мари, — скучно с вами, нытики.