|
Мы, Цимеры, говорит он иронично, так как «мы Цимеры» были старинным семейством фабрикантов, а словом были Штефан Цимер хотел подчеркнуть, что он не желает наследовать фирму, он влюблен в биохимию, хочу остаться в университете, говорит он, но отец, естественно, разочарован, Натали кивает, да, о таких случаях слышишь часто. Она тоже часто бывала раньше в Висбадене, ревностно подхватывает она, для нее это тема, я работала там, говорит она, между Земельным музеем и Промышленной и Торговой палатой, знаешь, где это? Большое серое здание, там редакция ежедневной газеты, там я проходила практику в отделе фотографий. Фотография меня всегда интересовала, эти застывшие, увековеченные моменты, причем не только хорошие снимки, но и совсем неудачные, я вижу это по снимкам клиентов ателье, они порой бывают очень содержательными. И наша память работает точно так же — во всяком случае, у меня, в моих воспоминаниях запечатлеваются образы людей и ситуаций, то, что люди говорят, я забываю тотчас, но никогда не забываю цвет неба или стиль стульев в кафе. Штефан смеется, Натали по-настоящему заговорила впервые за весь вечер. А что вспоминаешь ты, когда думаешь о каком-то прошлом событии, спрашивает она: фразы, диалоги? Ты правда помнишь, кто, когда, где и что говорил? Я все забываю, остается мешанина, я путаю все на свете, это просто горе какое-то, с людьми и фразами, и иногда мне самой бывает неприятно и больно, нет, я помню образы, только образы. Штефан кивает и сжимает ее ладонь, словно говоря, что он все понял. Так они шли сквозь ночь, а потом, само собой понятно, надо было довести вечер до логического конца, что они и сделали после такой расточительной траты слов.
Давай выпьем еще по стаканчику, не надо нести, пойдем на кухню. Но сначала она хочет в ванную. Она голая проходит в ванную, выложенную льдисто-голубым кафелем; агрессивные, бесконечно повторяющие друг друга квадраты. Аквариум. Это ей не нравится. Натали садится на край ванны, надо принять душ, но она до смерти устала, надо немного посидеть, ей хочется спать или уйти домой, голова и глаза нестерпимо болят, она оглядывает себя в отраженном свете люминесцентных ламп; кожа приобрела синеватый оттенок, как у какого-то фантастического зверя. Почему-то он не выбрал красный кафель, клубнично-красный, алый, кроваво-красный, вообще что-то живое, это было бы куда красивее. Натали включает тепловатую воду, вспоминает другие ванные, вспоминает другого парня, такого же привлекательного, как Штефан, Матиаса, Матта. Они не мылись вместе в душе, нет, такое было только один раз, когда она пошла в душ с Йохеном, он был такой же красивый, да, к тому же еще дружелюбный и очень умный. Собственно, жалеть ей было не о чем, вот только продолжительность ее любовных романов, до того как она их портила, отличалась краткостью, впрочем, она и не рассчитывала на большее. Натали сначала облилась горячей, потом холодной водой. Ей стало холодно, при этом она думала об одном парне, потом еще об одном; раньше она задерживалась надолго, позволяла себе подробно осмотреться, но сегодня надо уходить. Надо уходить, как только руки и слова перестают быть неуверенными и нащупывающими, становясь требовательными, как только партнер начинает вести себя так, словно давно тебя знает; только из-за того, что эти жесты и рисунок ласк, из-за того, что те или иные слова были, по видимости, хорошо восприняты, ими начинают пользоваться снова и снова, строят из них накатанную дорожку жестов и слов и едут по ней, не обращая внимания на все остальные, прячущиеся на краю красоты, едут упрямо, тупо и ограниченно. После Матта с Райнером, неразговорчивым парнем из Северной Германии, дорожка была другая, но она все равно была. После него был Анджело — этот вообще заставил ее забыть чуть ли не все правила. Истории Анджело были самыми лучшими, слушая рассказы Анджело, она представляла себе светлые южные образы. Очень часто истории, которые он рассказывал, были историями о родственниках. Натали не помнит точно его слов, но всегда отчетливо представляла себе бабушку Анджело, продававшую видовые открытки, а в задней комнате — отца, старательно изучавшего французский и английский, чтобы сделать карьеру. |
