Изменить размер шрифта - +
Вы силы моей не изведали, а если хотите изведать, то, чем на словах похваляться, испытайте лучше меня на деле.

— Хорошо, — говорит Алеша, — давай, кривой богатырь, силу пробовать.

— Нет, — отвечает Фомка. — Я на тебя, Алеша Попович-млад, и на тебя, дедушка Илья Муромец, руки не подниму, потому не приходится детям своих отцов колотить. А если хотите силу мою узнать, то возьмите меня с собой на подвиги ратные, на поприща богатырские. Пригожусь — сами спасибо скажете, а не пригожусь — наплюйте вы мне в лицо и прогоните.

Призадумались старые богатыри, смотрят на мужичка, дивятся: откуда у него такая прыть?

И вот говорит Илья Муромец:

— А что, — говорит, — Алеша, возьмем уж его с собой, так и быть. С виду он точно что плоховат, да с виду не всякого разберешь.

— Хорошо, — говорит Алеша, — возьмем.

И положили они промеж себя уговор: Фомке ехать за старыми богатырями следом и служить им покуда конюхом. А если дело какое встретится, то пускать его в дело первого. Годен окажется — принять его нареченным братом и считать младшим богатырем, а не годен — прогнать.

Порешили на том и уехали.

 

Едут богатыри на своих богатырских конях, а Фомка за ними, на своей хромой кляче — трюх, трюх… едва поспевает.

Подъезжают они к городу Угличу, а в городе Угличе страх и смятение неописанное. Поселился в дремучем лесу, у самого города, басурман — шестиглавый змей и губит христианский народ во множестве неисчислимом.

Как услыхали это богатыри, сейчас поехали в лес и по следу змеиному отыскали его вертеп. Глядят: из вертепа выходит чудище нечестивое о шести головах и каждая голова с пивной котел.

— Ну, Фома, — говорит Илья Муромец, — вот тебе и работа. Коли жизнь не красна, смерть не страшна, то выходи ты, по уговору, первый супротив этого змея и ратуй; а мы посмотрим, если он станет одолевать, тогда сами примемся.

Но Фомка только того и боялся, чтоб старики как-нибудь без него не покончили. Вышел он смело вперед и стал заряжать свою пущалку; а змей-то, завидев его, кривого, как прыснет со смеху:

— Пошел прочь! — говорит. — Шут ты этакой! Не хочу я с тобою и рук марать!

— Ну, ничего, — отвечал Фомка. — Я тебя, любезный, не задержу.

Сейчас прицелился да как грянет…

 

 

Осветилось все место битвы, по лесу пошел гул раскатами, и огненная стрела, ослепляя глаза ярким блеском, ударила в змея. Только его и видели. Разорвало его, беднягу, всего на куски, и те куски не то спалило, не то раскидало по лесу.

Богатыри стоят, смотрят… понять не могут, что это такое было?.. Смотрели, смотрели, пожали плечами, да и поехали прочь. Фомка за ними. И вот слышит он, богатыри говорят между собою тихонько:

— Ну, что, Ильюша?

— Да что, Алеша! я, братец, правду люблю говорить. В жизнь свою не случалось так чисто покончить дело!

И вернулись они в город Углич, где люди, узнав, кто одержал победу, не захотели и верить старым богатырям; думали, что это они вдвоем убили змея, и только из милости уступают Фомке всю честь. А впрочем, приняли всех троих с великим почетом.

 

После того назвали богатыри Фому своим меньшим братом и стали честить, как равного.

И ездили они долго втроем, сперва по святой Руси, а потом и по разным краям чужеземным. И было у них за это время работы немало. Попадались им великаны и в три сажени, и в семь, и в десять; и змеи разного сорту, то о шести, то о двенадцати головах, а то и более; и эфиопские короли с несметными ратями, и турецкие, и татарские, и китайские витязи, — и против всех их, по уговору, выходил Фома первый.

Быстрый переход