Откуда в нашей семье взялся этот нож дед толком и не помнил, зато любил рассказывать, как еще мальчишкой стащил его у прадеда, чтобы принести в жертву предкам соседскую бодливую козу, а потом добрых две седьмицы спал только на животе. Вещица и впрямь любопытная: на костяной рукояти еще угадывается резной узор, а лезвие из отличной стали, хоть и сточено изрядно. Да и ножны необычные - не поясные и не засапожные, а с ремешком длинным, чтобы на шею вешать.

Такие вещи, вроде как, старшему внуку передавать принято, но достался нож почему-то мне, в обход старшей сестрицы и многочисленных теткиных сыновей. Ох, что было! Милые родственники крик подняли такой, что до сих пор эхо гуляет. Особенно тетка старалась. И подлая-то я, и беспутная, и к немощному старику в доверие втерлась, и сокровище семейное без спросу украла, и как меня еще земля носит, гадюку. Мне только и оставалось, что громко шипеть тетке в лицо при встрече, да нож прятать, хоть и нужен он мне был, как той гадюке перчатки. До этого самого дня.

Забрав нож из тайника под крыльцом, я зашагала к воротам, на ходу расплетая косы и костеря во все корки ритуал треклятый, чтоб его собаки драли. Бегом я бы до ворот быстрее добралась, но в наших краях просто так никто не бегает. Так уж повелось: малышня может носиться хоть целыми днями, но если бежит кто из взрослых, то хватай в одну руку топор, а в другую ведро с водой и беги следом. Вот это хороший обычай и жизней он спас немало.

В каждом Доме Гильдии описание Ритуала Единения над входом выбито, чтоб чаще перед глазами мелькало и крепче в памяти засело. Начинается оно так: «Спиной к дороге обратись, ты голос сердца терпеливо слушай. Лишь только он дорог границу обозначит - немедля с нею линию средины тела совмести». Мать говорила проще: «каблуки на дороге - мыски еще дома». Она вообще никаких голосов сердечных не слушала, но и так всегда знала, где эта граница проходит. Ну а я, чтобы ее не расстраивать, тоже ничего не слушала - просто становилась точно под перекладиной ворот. Только в тот единственный раз решила сделать все, как полагается: закрыла глаза, очистила голову от мыслей и терпеливо отсчитывала удары сердца, прислушиваясь к тому, что в гильдийском описании именуется «голосом сердца», а мать называла нутром. Якобы на сотом ударе нутро должно заговорить, или что-то вроде того.

Мне понадобилось триста двадцать семь, чтобы понять, что никаких голосов я не услышу. И еще, что неплохо бы отойти на полшага назад и будет в самый раз.я вдохнула поглубже, намотала волосы на кулак и... чуть не разревелась, так вдруг жалко стало. Они, конечно, не правая рука, не ухо и даже не палец, но очень уж крепко бабка вбила в голову, что лучшее украшение девушки - косы длинные и кроткий нрав. Кротости во мне на троих хватит, вон сколько лет теткины пакости терплю, да и косы все эти годы защищала: не дала остричь ни «чтоб гуще росли», ни «чтобы в работе не мешались» и даже когда милая сестрица меня головой в собачий репейник сунула - пальцы в кровь исколола, наревелась, но все до последней прядки распутала. А потом раздобыла смолы, смешала с зеленой краской и... впрочем, это не важно. Но, хоть косы было жаль невыносимо, а пальцы все-таки жальче. Можно было бы как капнуть крови, да перед такой-то дорогой, вроде, и неприлично получится. Как-никак мир спасать идем.

Видно, слишком я долго медлила и руки от холода совсем слушаться перестали. Когда я все-таки решилась и, посильнее натянув намотанные на кулак пряди, попыталась отхватить их одним махом, нож соскользнул вниз и подло прошелся по костяшкам левой руки. Рану тут же нестерпимо защипало, а в рукав поползла щекотная струйка. Проглотив ругательство, я сжала зубы и попробовала еще раз, на этот раз снизу вверх.