Памела грустно улыбнулась.

— Аполлон, на Олимпе тебя не будут кусать змеи.

— Нет, но мне будет больно от твоего отсутствия.

— Я знаю. — Памела прикусила губу. — И мне тоже будет больно без тебя.

— Так идем со мной! Ты моя половинка, и я прошу тебя стать моей женой.

Памела ощутила во рту горький вкус будущего без Аполлона. Если бы все было так просто…

— И что мне делать там, на горе Олимп, среди всех этих богов? — Она покачала головой и набрала побольше воздуха, чтобы продолжить, не давая Аполлону возразить. — Как бы тебе того ни хотелось, я все равно не художник. Я не хочу иметь какую-то божественную студию и сидеть там, делая вид, что я ужасно талантлива и что мне интересно создавать что-то там для кого-то.

Она снова качнула головой и вздохнула.

— Аполлон, разве там живет хоть кто-то из смертных? Вообще хоть кто-то?

— Многие нимфы и служанки — полубожественной природы, — быстро ответил он. — И частенько жрицам и жрецам позволяется посетить их бессмертных покровителей.

— Полубожества — не смертные. Жрицы и жрецы всего лишь приходят туда ненадолго; а потом возвращаются к своей обычной жизни смертных, — грустно сказала Памела.

— Но ты будешь моей женой. Я попрошу Зевса даровать тебе бессмертие.

Памела выдернула руку из его пальцев.

— То есть скажем так: я выйду за тебя замуж и меня сделают бессмертной? И чем я потом буду заниматься, целую вечность? Представь: у меня нет собственных владений, как у твоей сестры. У меня нет работы. У меня нет ничего, кроме того, что мне позволено иметь благодаря тебе.

Она увидела, как в его глазах вспыхнуло понимание.

— Это станет новой клеткой, — медленно произнес он. — Я не Дуэйн, но это не делает разницы. Для тебя… ты будешь снова ощущать себя запертой в клетке, более просторной, более удобной, гуще позолоченной, но…

— Но все равно в клетке, — закончила Памела.

Аполлон снова взял ее руку.

— Тогда я останусь с тобой.

Глаза Памелы широко распахнулись, и она энергично затрясла головой.

— Нет! Ты не можешь! Ты Аполлон, бог света! Ты не можешь покинуть свой мир… не навсегда, и ты знаешь, что не можешь. Что тогда случится с людьми? Разве ты не обречешь их на проклятие тьмы?

— Солнце прекрасно может двигаться по небу и без меня. Мои кобылы знают дорогу, по которой должна катиться золотая колесница; они частенько обходятся без меня.

— Аполлон, это было бы неправильно. Ты не можешь уйти с Олимпа. Ты не можешь стать смертным человеком.

— Я ведь был смертным эту неделю. Могу стать им и на всю жизнь.

— Да, но насколько долгой будет эта жизнь? Подумай только, что уже случилось — в твой первый же смертный день! Ты умер! — Слова вырывались у Памелы сплошным потоком. — Неважно, что ты говоришь своей сестре, или Эдди, или себе самому… я была там! Я видела, как все произошло. Да, ты спас мою жизнь, но тут же потерял свою! Если бы не явился Гермес, ты бы уже был мертв!

Она судорожно вздохнула, чувствуя, что дрожит, и крепче вцепилась в его руку.

— Мне этого не вынести, Аполлон. Я не смогу еще раз увидеть, как ты умираешь.

— Тише, тише… — пробормотал он, обнимая Памелу. — Должен быть выход. И мы его отыщем.

— Как? — спросила она, прижимаясь к его груди.

— Я расскажу все отцу. Попрошу, чтобы мне было позволено навещать твой мир.