Глава пятнадцатая

В сладком тумане предвкушения они шли к Памеле. Они почти не разговаривали, зато то и дело прикасались друг к другу. Аполлон частенько останавливался, чтобы увлечь ее куда-нибудь в тень и поцеловать с нежностью, не способной скрыть его растущее желание. Он желал ее так сильно, что внутри словно пылало белое пламя, и, к его неизбывному восторгу, Памела отвечала ему с такой же страстью. Ей было так хорошо, когда она прижималась к нему, как будто они всегда были рядом. По пути Аполлон то и дело возвращался мыслями к пожилой паре, завершившей театральное представление. Очевидно, это тоже были актеры, подсаженные в публику, но это совсем не значило, что они не любили друг друга по-настоящему. Аполлон прекрасно помнил, как глаза старика сияли любовью и гордостью, когда он вел в вальсе свою вечную невесту. Аполлон знал, что ему такого не испытать — он не состарится вместе с Памелой, но он хотел, чтобы она была рядом… и хотел этого с такой силой, что готов был на все. Они будут вдвоем, поклялся он себе.

Памела сунула карту в щель двери, вспыхнул зеленый огонек, замок щелкнул — и она первой вошла в номер. Все ее колебания растаяли. Она знала, чего хочет. Она хотела Фебуса. Хотела забыть прошлые ошибки. Наплевать, что может, а чего не может случиться в будущем. Кое-что уже случилось с ней сегодня, когда она смотрела волшебное сексуальное шоу «Зуманити». Она осознала, что ошибалась. Дуэйн вовсе не лишил ее романтики, или радости, или даже секса. Он просто погрузил все это в спячку. А теперь все проснулось, ужасно изголодавшись.

Когда Аполлон закрыл за собой дверь, Памела обернулась и шагнула к нему. Он поцеловал ее, не желая спешить, потому что ему хотелось теперь, когда они остались наконец наедине, как следует изучить ее вкус, — но когда она застонала от прикосновения его губ, он склонился и, крепко обхватив ее округлые ягодицы, приподнял девушку, чтобы ее пылающее ядро прижалось к его восставшей плоти. Памела беспокойно шевельнулась, и он, задохнувшись, прервал поцелуй, пытаясь совладать с собой.

— Я просто теряю рассудок, так хочу тебя, — с трудом выговорил он, когда ее язык и губы оставили горячий след на его шее.

— Отпусти меня, я сниму одежду, — прошептала Памела, обжигая его дыханием.

Аполлон почти уронил ее, и Памела рассмеялась — низко, хрипло. Она, поддразнивая его, отступила и спиной вперед пошла к кровати, расстегивая молнию на спине своего маленького красного платья. Потом передернула плечами. Платье соскользнуло с нее и упало на пол, и Памела осторожно перешагнула алую ткань. Глаза Аполлона пожирали ее тело. Под платьем на Памеле оказалось нечто черное, кружевное, совершенно не скрывавшее грудь, но каким-то чудом приподнимавшее ее так, что соски дерзко смотрели прямо на него… и еще один лоскуток кружев с трудом прикрывал темный треугольник между ногами… Золотые босоножки на острых высоченных каблуках делали длинные обнаженные ноги Памелы невероятно сексуальными. Когда Памела снова протянула руку за спину, на этот раз, чтобы расстегнуть бюстгальтер, Аполлон в один шаг преодолел расстояние между ними.

Он снова поцеловал ее, и она прошептала, не отрываясь от его губ:

— Мне хочется ощутить твое нагое тело…

Тяжело дыша, бог света оторвался от нее ровно настолько, чтобы через голову сорвать с себя рубашку. Когда же он попытался справиться с незнакомой ему застежкой брюк, Памела подошла к кровати и легла на спину, следя за ним смеющимися глазами. И на ней все еще были невероятно сексуальные туфельки.

Наконец Аполлон справился с одеждой, но прежде чем он успел лечь рядом с Памелой, она приподнялась и остановила его, вскинув руку.

— Подожди. Постой немного там, дай мне посмотреть на тебя.

Ее взгляд проследовал от его глаз, потемневших до оттенка сапфира, по всему телу.