Ее взгляд проследовал от его глаз, потемневших до оттенка сапфира, по всему телу. И прежде чем Памела снова заговорила, она непроизвольно провела языком по губам.

— Фебус, ты самый прекрасный мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Боже! Посмотреть только на твою кожу! Она обтекает мышцы, как жидкое золото! — Памела покачала головой и коротко, с придыханием, рассмеялась. — Твои портреты должны писать все художники. А скульпторам следует ваять тебя. Разве ты можешь быть настоящим?

Он сел на кровать рядом с ней.

— Я настоящий, и то, что происходит между нами, происходит на самом деле. И мне совсем не кажется необычной моя внешность.

Он немного помолчал, размышляя. Он занимался любовью с бесчисленным множеством женщин, как богинь, так и смертных. И прежде он всегда использовал свою силу бессмертного, чтобы самому получить как можно больше удовольствия. Но в этот раз все было по-другому. Памела была другой. Он не хотел пользоваться божественной силой, чтобы соблазнить ее или поймать в ловушку, зато он всей душой желал, чтобы она почувствовала всю силу его страсти. Ему хотелось, чтобы она поняла его так, как не понимала ни одна женщина.

Прикоснувшись к ней, он снова заговорил:

— Для меня внове то, что происходит в душе, и это прекрасно, но единственный способ поделиться моими чувствами с тобой — это любить тебя.

Он нежно погладил ее длинную шею, потом его пальцы зарылись в короткие завитки волос. И, касаясь Памелы, Аполлон направил капельку силы в ее тело. Памела содрогнулась от его прикосновения.

— Позволь мне любить тебя, сладкая Памела. Позволь сделать все это реальностью для тебя.

— Да… — выдохнула она.

Его руки двигались по ее телу, их губы снова слились. Памела никогда не была настолько чувствительной. Она как будто превратилась в проводник для всех самых жарких, сильных, опьяняющих эротических ощущений, которых ей так не хватало последние годы. А его ладони пробирались все дальше, до самых ступней. Глаза Аполлона вспыхнули, когда он согнулся и поцеловал лодыжку, исцеленную накануне.

— Мне уже тогда хотелось сделать это, — пробормотал он хриплым от желания голосом.

— Ну и сделал бы, — задыхаясь, ответила она. — Мне тоже этого хотелось.

Фебус расстегнул маленькую золотую пряжку, что удерживала на ее ноге тонкий кожаный ремешок, и снял туфельку. А потом поцеловал изящный подъем. И словно электрический разряд промчался по ноге Памелы, ударив прямо во влажный центр.

— Я рад, что тебе это нравится, — сказал Фебус, перебираясь к другой ноге. — Я хочу, чтобы сегодня ты поверила, что ты — богиня, которую любит некий бог.

Памела застонала и прикусила губу, когда его губы продвинулись от подъема выше. Да, он точно музыкант, подумала она, когда его пальцы принялись гладить внутреннюю сторону ее бедер, а губы отыскали нежное углубление под коленом. Только у музыканта могут быть такие талантливые руки. Его прикосновения горячили, Памела просто таяла от его ласки. А его губы поднимались все выше, следуя за руками, и вот он уже целует ее бедра с внутренней стороны… Памела выгнулась навстречу ему, задохнувшись от наслаждения, когда его язык проник в нее. Оргазм наступил так быстро и был таким сильным, что все ее тело содрогнулось. И сквозь фиолетовый туман страсти Памела осознала, что ничего подобного с ней никогда прежде не случалось — ничего столь сильного и столь стремительного. У нее кружилась голова, и она потянулась к Фебусу… а он прижал ее к себе.

— Да, да, я здесь, сладкая Памела, — прошептал он.

Она чувствовала, как возле ее груди колотится его сердце. Его бешеный пульс совпадал с ее собственным. Памела поцеловала его, приподняв бедра так, чтобы ее влажный жар прижался к его твердой плоти.