— Я знаю, что нужно сделать, — сказал он, — мы поставим пьесу с переодеванием: мужчины будут играть женские роли, а женщины — мужские.

Это казалось безумной затеей. Зачем? Когда же некоторые женщины появились в мужском платье, цель оказалась совершенно понятной, особенно в случае с Дороти: фигура ее была безупречной, ноги длинные, изящные и прекрасной формы. Отлично, сказал себе Томас Райдер, они получат то, что ищут. Для постановки, объявил Райдер, будет выбрана «Гувернантка» — версия «Дуэньи» Шеридана. Он не собирался поручать такой неопытной исполнительнице, как Дороти, большую роль, но увидев ее в мужском наряде, сразу же решил, что именно она будет играть роль Лопеса. Дороти была в восторге. Уж она сыграет эту роль! Как была бы она рада, если бы могла петь!

— Петь, — кричал Райдер раздраженно, — почему Лопес должен петь?

— Потому, — ответила Дороти, — что Дороти Бланд хочет петь, а публика хочет ее слушать.

— Глупости, — парировал Райдер. — Играй свою роль, и это все, что публике от тебя нужно.

— Не забывайте, что последнее время театр полупустой.

— «Дуэнью» непременно придут смотреть.

Дороти в мужском костюме задержалась перед зеркалом. Грейс сказала ей:

— Может быть, я ошибаюсь, но это не кажется мне достаточно скромным.

Дороти поцеловала мать.

— Не волнуйся, мама, я сумею защитить не только свою честь, но и честь всей семьи.

Бедная мама! Мысль о том, что Эстер или Дороти — скорее именно Дороти — могут угодить в какую-нибудь ловушку, приводила ее в ужас. Она постоянно повторяла, что, если бы их отец женился на ней, семье не пришлось бы нищенствовать, а судья Бланд непременно оттаял бы, увидев внуков. Но Фрэнсис не был ее мужем по закону, и поэтому у нее не было никаких прав и гарантий. Замужество стало для нее навязчивой идеей, и она мечтала о том, чтобы ее дочери вышли замуж. Именно поэтому она постоянно волновалась. «Она права», — говорила Дороти Эстер, хотя сама не испытывала никакого страха.

Во время репетиций Дороти важно расхаживала по сцене в мужском костюме, подчеркивавшем изящество ее фигуры, и Томас Райдер, очарованный ею, проявил слабость — позволил Дороти петь.

Наступил день премьеры «Дуэньи». Театр был полон, чего не случалось уже в течение многих вечеров; публика пришла посмотреть на женщин, одетых в мужские костюмы, и она не разочаровалась. Особенно хороша была исполнительница роли Лопеса — молодая актриса с прелестной фигурой, столь женственная, что ее появление в мужском платье выглядело, как милая шутка. Публика была заинтригована, и она начала замечать Дороти Бланд.

Когда после спектакля она вышла к рампе и спела для зрителей, они были очарованы. У нее был необыкновенный голос, он не был поставлен, и в нем слышались искренность и чистота. Но просто чистых и безыскусных голосов было немало, а в голосе Дороти угадывалась неповторимая индивидуальность, которая трогала зрителей, в нем было покоряющее очарование, теплота, искренние и глубокие чувства. Песня, которую она выбрала для исполнения в тот вечер, была известна всем — в ней рассказывалось об ирландской девушке, которая пришла в Миллтаун, район Дублина, продавать устрицы. Они слышали эту песню неоднократно и раньше, но никогда она не звучала так, как в исполнении Дороти. Зрители требовали повторения, и она пела на «бис». С того вечера всем стало ясно, что Дороти Бланд — не ординарная актриса.

Грейс прочитала письмо дочерям — официальное письмо от адвоката, представляющего интересы родственников Фрэнсиса. Семья выражала возмущение по поводу того, что мисс Грейс Филлипс позволила своей дочери, актрисе, использовать их имя, и оно появилось на афишах.