Ответа не последовало. Все были слишком заняты своими делами. Диковинное пение не смолкало.

– Послушайте, я ведь всего-навсего инженер, – сказал Долби. – Объясните же мне, гении-теоретики, что это такое? Алан… по-твоему, это в порядке вещей?

Алан Эдельштайн поднял глаза и рассеянно взглянул на большой экран.

– Всего лишь случайные данные, – пробормотал он.

– Случайные? Что ты имеешь в виду? Изображение обретает какую-то форму!

– Компьютеры вышли из строя. Конечно, это случайные данные, что же еще?

– Я бы в жизни не назвал это случайностью. – Долби впился в изображение взглядом. – Оно двигается. Там что-то есть, клянусь. Почти живое… Такое чувство, что ему вздумалось выпрыгнуть. Грегори, взгляни!

Хазелиус посмотрел на экран и на миг замер в изумлении.

– Рей? Что это с визуализатором?

– Понятия не имею. Послушайте, а мне поступает совершенно упорядоченный поток данных от детекторов. По-моему, «Изабелла» работает вполне нормально.

– Что означает картинка на экране?

Чен взглянула на большой монитор, и ее глаза расширились.

– Боже… Не знаю.

– Оно движется, – произнес Долби. – И как будто… приближается.

Детекторы продолжали петь.

– Рей, да это же пустая информация, – сказал Эдельштайн. – Компьютеры накрылись… Зачем обращать на это столько внимания?

– Это не бессмыслица, – пробормотал Хазелиус, не сводя с монитора глаз. – Майкл, а ты что думаешь?

Специалист по частицам смотрел на визуализатор будто околдованный.

– Ничего не понимаю… Ни цвета, ни формы не соответствуют энергии частиц, зарядам или классам… Такое впечатление, будто это некое странное облако из магнитно удерживаемой плазмы.

– Говорю же, – воскликнул Долби, – оно движется и вот-вот выйдет! Похоже на… Господи! – Он сильно зажмурился, будто от приступа дикой боли. А когда открыл глаза, на экране, постепенно увеличиваясь в размерах, продолжало что-то двигаться.

– Выключите! Выключите «Изабеллу»! – заорала Мерсер.

Монитор вдруг изрезали помехи. Мгновение спустя он погас.

– Что за чертовщина? – закричала Чен, принимаясь неистово бегать пальцами по клавиатуре. – У меня исчезли все набранные данные!

Посередине большого экрана внезапно высветилось два слова. Вся команда ученых затаила дыхание. Стих даже голос Волконского. Замерло все вокруг.

Волконский вдруг разразился отчаянно-напряженным и надрывно-истерическим смехом.

– Сукин ты сын! – взревел Долби, охваченный приступом ярости. – Это все твои штучки! Ты все подстроил? Ты?

Волконский закрутил головой, тряся жирными волосами.

– По-твоему, это смешно? – прогремел Долби, сжимая кулаки и делая шаг в сторону программиста. – Сорвал эксперимент, в который вбухали сорок миллиардов долларов, и заходишься от хохота?

– Ничего я не срывать, – огрызнулся Волконский, вытирая рот рукой. – Иди к черту!

Долби обвел взглядом всю группу.

– Кто это сделал? Кто выкинул это идиотский фокус? – Он снова посмотрел на монитор и, сотрясаясь от бешенства, громко прочел, будто выплюнул, возникшие на нем слова: – «Доброго здоровья!» – Он повернулся к коллегам: – Узнаю, чьих рук это дело, – убью!

Стиль, в котором был оформлен офис Локвуда, Форд называл «вашингтонский политический воротила», сокращенно – ВПВ.