— Вы полагаете, что у собаки есть душа? — спросил кто-то.

— А вы полагаете, что Папа католик? — послышалось в ответ.

— Полагаю, все не так-то просто, — сказал священник. — Вопрос о душе у животных вызывает множество споров. И, по-моему, не зря.

— У моей собаки душа есть, — отрезал бородатый мужчина. — В отличие от некоторых людей. Кое-кому из них души явно недостает.

— Есть такие люди, которые больше переживают за животных, чем за человека, — вставил кто-то. — Выступают за смертную казнь и борются против жестокого обращения с животными.

— А вы за жестокое обращение с животными?

— Я не об этом.

— Посмотрите как-нибудь собаке в глаза.

— Вы уходите от темы. Нарочно.

Священник съел изюм и протянул собаке немного миндаля.

— Тебе повезло, — сказала вдова. — Эта еда освящена. Ты ешь из рук священника. Пища из рук святого Франциска.

Они поднялись на холм. Во время подъема вдова три раза останавливалась, чтобы отдышаться. Она опускала голову, опиралась руками на колени и ждала, когда пройдет дрожь в ногах. Отец Коллинз нетерпеливо ждал свою спутницу. «Веди себя достойно, — приказал он себе. — Она стара, и ей нужна твоя помощь». Остальные ушли вперед, обогнав священника и вдову, кроме собаки непонятной породы — усталой черной собаки с мутными глазами, которая инстинктивно жалась к ним поближе.

— Старческая немощь — это проклятие, — сказала вдова. — Я старею… я старею… Засучу-ка брюки поскорее, и так далее. Я слышал, как русалки пели, теша душу… Их пенье не предназначалось мне.

— Теша собственную душу, — сухо поправил ее священник. — Это меняет размер.

— Вот я, старик, в засушливый месяц, мальчик читает мне вслух, а я жду дождя.

— Вот именно, мальчик. Простите. Как случилось, что, живя в этом захолустье, вы так хорошо знаете Т. С.?

— Да будет вам известно, я окончила Вашингтонский университет. Училась вместе с Тедом Рётке. Представьте себе, когда-то я тоже писала стихи, сидела в таверне «Голубая луна» и купалась нагишом в заливе Портедж. Вы не верите. Конечно, кто теперь мне поверит. Хотя миллион лет назад мои стихи печатались в журналах и газетах. Правда, издать сборник я так и не удосужилась, я бабочка-однодневка, если так можно выразиться. Но вам, нашему распрекрасному, молодому, новенькому с иголочки священнику, я должна признаться, что много лет назад я увлекалась Кьеркегором и именно он привел меня к Богу. Моя магистерская диссертация была посвящена его «Заключительному ненаучному послесловию». Тогда мне было тридцать семь. Мой муж был неудавшимся драматургом и преподавал театральное искусство в школе. А теперь я превратилась в старую каргу, что живет в забытом Богом городишке. Вот что делает с нами жизнь. Я стараюсь не подчиняться времени и обстоятельствам, но идти вперед во имя Иисуса. В последнее время я увлеклась квиетизмом, о котором вам наверняка рассказывали в семинарии, особенно квиетизмом Франсуа Фенелона, о котором вы мимоходом упомянули в своей проповеди три воскресенья назад. А прошлым летом я перечитала своего Паррингтона. И трехтомник из серии «Великие книги». А недавно я решила заняться изучением трудов Фомы Аквинского и епископа Беркли.

— Крупным шрифтом?

— С увеличительным стеклом. Вставлено в такую штуковину вроде шлема. Я заказала ее по Интернету два года назад. Что-то вроде приспособления, которым пользуются часовщики.

— Никогда такого не видел, — сказал священник.