— Она из туристского городка. Собирает грибы. Больше мне ничего не известно.

— Он бесится, что ты даже не обернулась в его сторону.

— Передай ему, что я предпочитаю смотреть на тебя.

— Давай, Тэмми, займись своим делом.

— Не знаю, как тебе, Том, а мне было приятно с тобой поболтать. Вот и всё. А тут еще этот дождь. Хоть что-то приятное.

— Так не бывает. Ты это знаешь. Перепихнуться с кем-нибудь и разбежаться в разные стороны как ни в чем не бывало.

— Ты мне отказываешь?

— Пожалуй. В общем, да.

— Это ошибка, — сказала Тэмми.

Она подошла к нему перед закрытием; он продолжал потягивать пиво. Но, как выяснилось, от близости с Томом по-прежнему было мало радости. Он сделал все в два счета, спустив брюки и даже не расшнуровав ботинки, его рубашка так и осталась застегнутой на все пуговицы, и пик его наслаждения миновал без фанфар. «О господи», — услышала она, и когда он открыл глаза, они были затуманены. Он отстранился от нее без намека на ласку и застегнул брюки. Потом уселся на стул и закурил, глядя в окно. Ей показалось, что они вообще не занимались сексом; впрочем, с ее стороны, пожалуй, именно так и было. Она все еще надеялась на задушевный разговор, на минуту эмоциональной близости. Тэмми помнила, как он разочаровал ее в прошлый раз, когда все произошло слишком быстро; но в этот раз все оказалось еще хуже: Том не поцеловал ее и даже не взглянул на нее, просто равнодушно сделал то, что хотел, словно справил нужду в лесу. Но если раньше он был холоден и безразличен, то теперь в каждом его движении сквозила печаль. Он был опустошен, рядом с ним было неуютно, точно его несчастье было заразным, и ей захотелось побыстрей уйти, не вникая в то, что творится у него в душе. Что же, зато все быстро кончилось, она и глазом моргнуть не успела. Никакого неловкого бормотания или проблем с эрекцией. Зачем она это затеяла? Только еще раз испытала унижение. Тэмми села и начала собирать свою одежду.

— Как тебе удалось здесь поселиться? — спросила она.

— Я подрабатываю в мотеле. Ремонт. Плюс наличные каждую неделю. Это все, что я могу себе позволить.

— Тебя выгнали?

— Я ушел сам, Тэмми.

— Из-за чего?

— Из-за всего.

Она прекрасно знала эту историю. Ее знали все. Трагедия Тома Кросса была темой всеобщих пересудов, дежурным блюдом, которое подавали в «Лосином клубе» в самых разных вариантах — этакий шведский стол. Одни говорили, что его выгнала Элинор, другие — что, уходя, Том переломал в доме все что можно, третьи — что они расстались полюбовно, четвертые — что они до сих пор спят вместе, хотя и ненавидят друг друга. Все понимали, что они поссорились из-за сына и из-за того, что с ним стряслось, но что именно они не поделили, не знал никто.

— Из-за всего, — повторила Тэмми. — Понятно.

Том встал и бросил на кровать ее джинсы. Мимо по шоссе проехала машина, свет фар скользнул по шторам и осветил его лицо. Мимолетная вспышка выхватила лицо Тома из темноты, точно он выглянул в иллюминатор. Профиль одинокого путника, как оспинами, испещренный пятнами тени.

— Давай не будем, — сказал Том. — Я этого не выношу, ясно тебе?

— Чего не выносишь?

— Одевайся.

— Если у тебя осталась хоть капля совести, помоги мне застегнуть лифчик.

— Застегни спереди и сдвинь назад.

— Я имела в виду не это.

— Я понял.

— Ты ни с кем не разговариваешь?

— Два раза в неделю я хожу на исповедь.

— Ты рассказываешь священнику про ночи вроде этой?

— Если бы не рассказывал, я не мог бы причащаться.