А я решил действительно сделать пробежку до общежития. Во-первых, перед сном это вообще полезно, а во-вторых, бег или быстрая ходьба меня всегда успокаивали, настраивали на умиротворенный лад. А мне сейчас позарез нужно было сбросить с себя весь адреналин, накопившийся за этот странный вечер. Иначе я не смогу спокойно уснуть, и весь остаток ночи, равно как и завтрашний день, перед глазами будет стоять Алла, выходящая в халатике из ванной. А вот этого мне было совсем не нужно.
«Так, к черту всех этих девок», — думал я, пробегая по ночным московским улицам. «Лучше надо бы придумать, как мне сейчас отмазываться перед тренерами. Или не сейчас, а утром, когда они меня там расспрашивать будут, неважно. Надо придумать что-нибудь правдоподобное… да мало того, правдоподобное — не наказуемое! Ну допустим, рассеченная бровь для боксера — никакая не редкость, даже пусть и в быту. А вот где я пропадал полночи — вот это да. Не хватало еще из-за девок вылететь из „Динамо“!»
Впрочем, сколько бы я ни размышлял, а ни одна более-менее пристойная идея мне в голову так и не пришла. Все, что лезло на ум, было наивным и глупым, как оправдания семиклассника, застуканного с сигаретой в школьном сортире. А здесь не школа, из которой выгоняют только уж совсем безнадежных уголовников. Здесь — режим, дисциплина, обязательства…
Не найдя подходящего варианта, я решил отложить это до утра. Все-таки не зря говорят, что утро вечера мудренее, да и голова моя поутру соображает гораздо лучше и быстрее, чем ночью, да еще в состоянии усталости.
Но до утра мне ждать не пришлось. Возле дверей общежития стоял Григорий Семенович и напряженно вглядывался то в одну, то в другую сторону. Нетрудно было догадаться, кого именно он так сильно хочет увидеть. Я подбежал к нему и остановился, понимая, что простым «здрасте» я в любом случае не отделаюсь.
— О! Ну надо же, кого я вижу! — ехидно произнес тренер. — Что, решил вернуться и поспать? А не поздновато ли, молодой человек?
Так. Григорий Семенович сам дождался меня у входа, не отсиживаясь внутри вместе с остальными динамовцами (которые, вероятно, тоже хотели провести со мной воспитательную беседу). Он вышел встречать меня отдельно. Вряд ли ему хотелось лишний раз напомнить себе, как я выгляжу. Значит, он планировал поговорить со мной без свидетелей — как говорится, по-отечески вправить мне мозги. Ну что ж. Это, пожалуй, лучшее, что со мной могло произойти в данной ситуации.
— Давай-ка отойдем в сторонку, — Григорий Семенович взял меня за локоть и отвел куда-то за угол здания — подальше от окон тренерской, которые выходили прямо на улицу. — Ты знаешь, какая суматоха здесь из-за тебя поднялась?
Я недоуменно помотал головой. Откуда мне было знать-то, если меня здесь еще не было?
Григорий Семенович удрученно вздохнул и помолчал.
— Тут весь административный состав чуть с ума не сошел, — наконец заговорил он. — Шутка ли — воспитанник пропал! Уже думали, кто виноват, кто в случае чего понесет ответственность, кто будет родителям звонить, если уж совсем…
— Да ну что вы, Григорий Семенович… — начал было я, но тут же осекся под строгим взглядом тренера.
— Антон Сергеевич только что волосы на себе не рвал, — продолжил он. — Все говорил, что это, мол, он за тобой не уследил. Уже все больницы обзвонили, все приемные отделения. Потом смотрю, он уже собрался в морги звонить, весь трясется… Ну пришлось мне ему соврать. Тяжело же смотреть было на человека! Я сказал, что ты мне позвонил и у тебя все хорошо, а вернешься — сам все расскажешь.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
— Да спасибо-то спасибо, — сказал Григорий Семенович. — Только ведь ни хрена же хорошего нет, Мишка! Пропадешь ведь!
— Почему пропаду? — не понял я. |