Незажившие раны на теле святыни. Король поднял взор, пристально взглянул на двери и остановился, скрестив руки, напротив окованных железом створок. Он погрузился в думы.

Не об эти ли изломанные запертые двери суждено разбиться его силе и могуществу? Вот, он разгромил их, а они воскресли, окованные новыми железными болтами, и опять встали ему поперек пути!

Не в силе отвести глаза король долго простоял в молчании; гневный, почти невменяемый. Он, мечтавший сравниться и затмить своего великого тезку, вспомнил его Щербец и Золотые ворота, сравнил его войны со своими! О, как далеко было ему до славы предка! Явился человек, который один на один дерзал вызывать его на бой и помыкать его могуществом! Неужели он, раздававший венцы и возводивший на престолы, потерпит такое умаление?

Рассветало, когда король медленным шагом вернулся в замок, не столько, может быть, успокоенный, сколько утомленный.

Люди просыпались, полные вчерашних впечатлений, и со страхом встречались друг с другом, как будто ночью изменилось все, и они сами сделались другими. Молча заглядывали они друг другу в глаза, неуверенные, колеблющиеся, в сомнении, может ли вчерашняя жизнь продолжиться сегодня. Многие, опасливые, уже с вечера тайком ушли с королевского двора; другие ускользнули утром.

В обычный час на Скалке раздался колокольный благовест к обедне, но замковый костел был пуст и заперт.

Королевская дворня ожидала приказаний. Король потребовал ее несколько позже, нежели обычно. Болеславцы и дворцовая челядь были на своих местах. Войдя, они застали короля одетым, при оружии, с лицом грозным, бледным, но спокойным, благодаря сделанному над собой страшному усилию. Посыпались, немедля, приказания, расспросы, как обычно… и ни слова о вчерашней суматохе и тревоге.

Накануне, по пути домой, король отдал приказание: наутро вновь ехать на охоту в ближайшие окрестности. Он повторил сделанные с вечера распоряжения и приказал всем быть немедленно готовым ехать на охоту в лес. Брат Владислав должен был сопутствовать, а потому сейчас послали за его конями, сокольничими и псарями. Буривой направился к хоромам, в которых разместился Владислав, но его покои опустели: князь еще в ночи, тайком, уехал со всей своей дружиной.

Об отъезде Владислава не решились даже доложить королю. Но тот, увидев Буривого, возвратившегося молча, догадался и больше не вспоминал о брате. Только перед самым выездом он прошел окольною дорогою к княжескому терему, открыл дверь и заглянул в пустые комнаты, где в беспорядке были разбросаны постели. Злобно усмехнулся и, не говоря ни слова, направился к лошадям, ожидавшим его среди двора.

Он был сам не свой: смеялся, заговаривал с дружиной, несколько раз отдавая приказания, возвышал без нужды голос, вел себя шумно и крикливо. Потом обвел глазами замок, имевший такой немой, безлюдный вид… дал коню шпоры и первым вскачь пустился по дороге, ведущей от замка к Висле. Предполагалось переправиться и ехать в потусторонние леса.

День был ясный и погодный. По чистому небу плыли мелкие перистые облака; воздух был насыщен прелестью весны. Предутренний рассвет такой же, как всегда, успокоительно подействовал на всех, встревоженных бедою, случившеюся накануне. Король также воспрянул духом, и свойственный ему задор вернулся.

Вчерашние события показались ему сном, лихорадочным бредом, самообманом, дикою фантазией: Бог, по-прежнему, продолжал расточать миру свои блага.

Солнце взошло, яркое и теплое, в воздухе веяло весной, ветер нес благоухание полей, запах свежей листвы и цветов, открывавших венчики… Пахло пашнею, росистым утром…

В предместьях города не замечалось ни усиленного движения, ни чего-либо сверхбудничного.