Изменить размер шрифта - +
Федор Сторамов неожиданно заметил:

— Вы прекрасно говорите по-русски.

— Спасибо.

Генерал взглянул на часы.

— Не будем терять время. Каким образом вы собираетесь меня вывезти?

— В запломбированном грузовике. В нем устроен дополнительный люк. Мы пересечем турецкую границу вместе с другими грузовиками.

— Кто водитель?

— Я.

— Добро. Но я должен уехать не один. Со мной один болгарин.

У Малко возникли кое-какие предположения, но он все-таки спросил:

— Почему?

— Если этого не сделать, он донесет на меня. Он оказался в таком же положении, что и я. Сейчас мы ликвидируем всех, кому известно хоть что-нибудь об этом деле. Ему уже выдали билет до Москвы на следующую неделю. Я знаю, что он решил не лететь. Чтобы спасти свою шкуру, он предпочтет выдать меня. Это глупо: они его все равно ликвидируют. Но как можно вести переговоры с напуганным человеком, если он к тому же не очень умный? Когда мы едем?

— Точная дата пока неизвестна, но в течение шести дней.

— Нельзя слишком откладывать. Каждое утро я пробегаю мимо той остановки трамвая в одно и то же время. Но нам необходим надежный почтовый ящик для срочной связи.

— У меня есть тайник. В подвалах собора Александра Невского расположен Музей икон. Там работает один художник. Вы можете оставить у него сообщение для Клауса.

Генерал Сторамов нахмурил брови и задумался, поглаживая рукоятку своего «Токарева». Потом совершенно неожиданно сказал:

— Я вас узнал. Вы князь Малко Линге?

Было смешно отрицать. Малко почувствовал себя совершенно обнаженным перед этим человеком, который наверняка в свое время был его наиболее опасным противником.

Федор Сторамов холодно улыбнулся.

— Ваши начальники серьезно подставили вас, послав сюда. Даже если они предусмотрели необходимые меры прикрытия.

Малко не удержался и сказал:

— Они предусмотрели очень эффективную гарантию.

Когда он объяснил, в чем она состоит, Федор Сторамов покачал головой:

— Ваше начальство совершает грубую ошибку. Оно нас совершенно не знает. Наши никогда не обменяют вас на этого полковника. У нас перебежчик не представляет никакой ценности. Рано или поздно его ликвидируют. Что касается его «разоблачений», то всегда можно запустить фальшивку... Возникнет сомнение. А в нашей профессии не должно быть сомнений.

Малко почувствовал, как его спина похолодела. Если генерал говорит правду, то он работает без прикрытия. Это первый прокол в чудесном плане Аллена Маркдофа. Советский генерал мягким голосом продолжил:

— Нужно привыкнуть к страху. Я тоже иногда ночью просыпаюсь и прислушиваюсь к стуку своего сердца. Тогда включаю музыку и начинаю мечтать. С наступлением дня страх улетучивается. Вы играете на пианино?

— Нет.

— Следовало бы научиться.

Он встал, сунул пистолет в кобуру, застегнул куртку. Его веснушчатое лицо дрожало, как бы сделанное из желатина, но пожатие руки было очень мощным.

Открыв дверцу, он выскочил наружу. Малко смотрел, как он удаляется, через мутное окошко прицепа.

Его разрывали противоречивые мысли. Он радовался, что установил почти невозможный контакт, и одновременно испытывал страх, поскольку все шло слишком легко. Что-то неприятное должно все же случиться. Смутное беспокойство терзало грудь.

Он вышел из прицепа и поднялся на крыльцо. Сильвана Васлец с тревогой на лице открыла дверь.

— Все нормально?

— Порядок.

— Желаете чаю или водки?

— С удовольствием.

Он вошел, и кошка сразу же стала тереться о его ноги.

Сидя на низком пуфе, Сильвана разглядывала Малко.

Быстрый переход