Изменить размер шрифта - +
Густые светлые волосы, зачёсанные назад, не скрывали обильной седины. Когда этот человек улыбался, он, наверное, становился привлекательным, но сейчас, хмурый и напряжённый, он не вызывал симпатий.

Тяжело усевшись возле стола Цветкова, он подчёркнуто свободно перекинул ногу на ногу, попросил разрешения закурить и, успокоившись, сказал:

— Прежде всего, Фёдор Кузьмич, хочу вам объяснить свой приход, а то вы небось удивлены и даже возможно, недовольны. — Голос у него был густой, сильный, а интонации невольно начальственные. — Словом, я ваши порядки знаю, как вы догадываетесь, — он сдержанно усмехнулся, и лицо его опять стало непроницаемым. — Так вот, приехал я к вам, вы видите, неофициально. Как отец. Рядовой, так сказать, отец. Просить я вас ни о чём не собираюсь, имейте в виду. Хочу лишь спросить: что случилось с моим парнем, что он, так сказать, натворил? Только не формально отвечайте, прошу. И всё как есть.

Он решительно рубанул широкой ладонью воздух. Теперь уже на миг усмехнулся Цветков.

— Как рядовому отцу я ничего пока не могу сообщить, — сдержанно сказал он. — Следствие не закончено. Ведёт его следователь прокуратуры.

— Порядок я знаю, — нетерпеливо махнул рукой Серков. — Но мне посоветовали всё же с вами встретиться. Генерал ваш в курсе. А насчёт следствия не беспокойтесь, ничего лишнего не жду. Но парень арестован, как мне сообщили, шесть дней назад. Вы ему предъявили обвинение?

— Пока нет. Но прокурор санкцию на арест дал.

— На основе чего?

— Вот вы уже спрашиваете не как рядовой отец. Рядового я направил бы к прокурору. С рядовым отцом я сейчас вообще беседовать не имею права.

— Ничего. Генерал разрешил, — напористо возразил Серков.

— Поэтому только и беседуем. Словом, сын ваш подозревается в убийстве и ограблении. Как видите, хуже не придумаешь.

Широкое лицо Серкова словно окаменело, глаза сузились и сейчас холодно и настороженно смотрели на Цветкова. Он, кашлянув, хрипло спросил:

— Лишь подозревается?

— Идёт следствие. А окончательно решит суд.

— Это я тоже знаю, — процедил сквозь зубы Серков и, снова откашлявшись, сухо спросил: — Неужели всё так серьёзно?

— Да, очень серьёзно, — кивнул в ответ Цветков.

— Я всё думаю, как это могло произойти, — глядя прямо перед собой, задумчиво сказал Серков. — И ищу причины. Абсолютно нормальная семья. Достаточно обеспеченная. Даже более чем достаточно. Ни в чём никогда он не нуждался. Всё имел, что хотел, что требовалось. Вот я — это другое дело, — неожиданно произнёс он. — В войну и после неё хлебнул ой сколько.

Видно, беда с сыном вдруг выбила Серкова из привычной колеи, лишила неизменной величавой и суховатой сдержанности, задев какие-то глубоко упрятанные струны в его душе.

— Но я решил: не сдамся, пробьюсь, — продолжал Серков, стукнув кулаком по колену. — Высокую цель себе поставил. И кое-чего добился. Положение это горбом своим заработал и поколебать не дам, — с угрозой добавил он, нахмурясь, и вдруг улыбнулся. — Не пойму, чего это я вам исповедоваться начал. Видимо, чем-то берёте.

— Горе берёт, — всё так же сдержанно возразил Цветков.

Он себя сейчас чувствовал скованно и неуютно.

— Да, — покачал головой Серков и вздохнул. — Я и говорю: откуда у него всё это взялось? Я не про убийство… если даже так и окажется, — с усилием произнёс он и потянулся за новой сигаретой. — Я давно думаю, понимаете, — и, резко нажав на зажигалку, прикурил.

Быстрый переход