Работа закипела, земля вылетала на поверхность лопата за лопатой, яма постепенно приобретала очертания и становилась всё глубже.

Послеполуденный воздух дышал зноем, между небом и землёй стояло белое марево, никто даже не осмеливался поднять глаза к солнцу. От повозки воняло всё сильнее, и хотя все переместились на наветренную сторону, от тошнотворного запаха спасения не было. Снова заявились вороны: словно только что искупались, перья блестят как новенькие, отливая синевой. Сыма Тин поднял гонг с колотушкой и, не обращая внимания на зловоние, бегом направился к повозке.

— Сволочи пернатые, ну-ка, суньтесь! Мокрого места от вас не останется! — Он заколотил в гонг и запрыгал, изрыгая проклятия.

Вороны кружили метрах в десяти от повозки, галдя и роняя вниз помёт и перья. Синица попытался отогнать их шестом с красной тряпкой. Лошади стояли, плотно сжав ноздри и стараясь опустить тяжёлые головы пониже, отчего те казались ещё тяжелее. Вороны с отчаянным карканьем ныряли вниз. Несколько десятков птиц летали над самой головой Сыма Тина и возницы: круглые глазки, сильные жёсткие крылья, уродливые грязные когти — такое не забудешь! Люди отмахивались от птиц, но то и дело получали по голове твёрдыми клювами. Гонг с колотушкой и бамбуковый шест тоже достигали цели, их жертвы падали на зелёный травяной ковёр с вкраплёнными в него белыми цветочками и, подволакивая крыло, ковыляли в пшеницу прятаться. Но не тут-то было: из своего укрытая стрелой вылетали затаившиеся там собаки и раздирали их на клочки. В мгновение ока на траве оставались лишь разлетевшиеся перья. Высунув красные языки и тяжело дыша, собаки оставались ждать на границе поля и кладбища. Вороны разделились: одни продолжали атаковать Сыма Тина и возницу, а большинство с громким карканьем и гнусным восторгом набросилось на повозку: шеи что пружины, клювы что долото — раздирают мёртвую плоть, ай да запах, просто дьявольское пиршество! Сыма Тин и Синица в изнеможении рухнули на землю. Струйки пота исчертили толстый слой пыли на лицах, и их было не узнать.

Копавшие яму уже скрылись в ней, виднелись лишь их макушки; лопата за лопатой вылетала земля, белая и влажная, полная прохлады.

Один из могильщиков выбрался из ямы и подошёл к Сыма Тину:

— Господин голова, уже до воды докопали.

Сыма Тин вперил в него остекленевший взгляд и медленно поднял руку.

— Гляньте, господин голова. Глубина что надо.

Сыма Тин показал ему согнутый указательный палец.

Тот непонимающе уставился на него.

— Болван! — не выдержал Сыма Тин. — Подними меня!

Тот торопливо нагнулся и помог ему встать. Сыма Тин со стоном отряхнул кулаками одежду и с помощью могильщика вскарабкался на холмик свежевыкопанной земли.

— Мама дорогая! — охнул он. — Быстро вылезайте, идиоты, вы мне так до самого Жёлтого источника докопаете.

Могильщики стали один за другим выбираться из ямы и тут же, выкатив глаза, зажимали носы.

— Подымайся! — пнул возницу Сыма Тин. — Давай сюда повозку. — Тот даже ухом не повёл. — Гоу Сань, Яо Сы, этого сукина сына сбросить в яму первого!

Отозвался лишь Гоу Сань — он был среди могильщиков.

— А Яо Сы где? — удивился Сыма Тин.

— Да его давно уж и след простыл, улизнул, мать его, — злобно выругался Гоу Сань.

— Выгоню, как вернёмся, — решил Сыма Тин и пнул возницу ещё раз: — Сдох, что ли?

Возница поднялся и бросил страдальческий взгляд в сторону повозки, стоящей у края кладбища. Вороны на ней сбились в кучу, то взлетая, то снова садясь с невыносимым гвалтом.