– Куда теперь, шеф? – устраиваясь в машину, осведомился водитель.

– А теперь давай, родной, поедем к Лебедеву.

– Это же к черту на кулички!

– Ничего не поделаешь, надо ехать.

– Надо, так надо. Кстати, Павел Павлович, а как насчет второй части премии?

– Ты вымогатель, – немного злорадно сказал Шелковников.

– Почему вымогатель? – спокойно произнес шофер. – Я сделал работу и хочу получить за нее деньги.

Мне надо кушать, надо пить, одеваться надо, курить и трахаться – все денег стоит.

– Слушай, родной, тех денег, что я тебе плачу, хватит двадцать раз одеться, нажраться до отвала, накуриться до рака легких и снять десять самых дорогих телок.

– Но деньги имеют неприятное свойство кончаться.

– Только не говори мне, что они у тебя уже кончились. Я же тебя предупреждал, Миша: жить осмотрительно, нигде не высовываться, с деньгами не светиться.

– А то я, можно подумать, свечусь! Я тих и аккуратен, осмотрителен и острожен, не был, не участвовал, не привлекался…

– Ну, ладно, это я так… – кодовые замочки кейса покорно открылись, и Шелковников вытащил из-под каталога самую тонкую пачку денег. Под резинку была заложена бумажка, на которой шариковой ручкой была нацарапана всего одна буква – "М".

Бумажку Павел Павлович выдернул и подал деньги своему водителю:

– На, держи, вымогатель, вечно тебе мало!

– Спасибо, спасибо, – осклабившись, произнес водитель, и его звероватое лицо расплылось в улыбке, лишь глаза остались спокойными и холодными, как у змеи, даже веки не дернулись, не говоря уже о мелких морщинках-лучиках в уголках глаз.

– Ну, давай, давай, не тяни.

– Деньги счет любят, – сказал водитель.

– Слушай, я тебя хоть раз обманул?

– Не было такого случая, – убежденно произнес водитель. – Но, может, потому и не было, что я всегда считаю?

– Не было и не будет, – сказал Шелковников. – Поехали скорее, Лебедев меня уже ждет.

– Поедем. За тридцать минут домчу.

И действительно, через полчаса автомобиль уже был на Малой Грузинской улице.

Художник, к которому спешил Шелковников, действительно его ждал. Так оно и случилось. Дав указания Михаилу, Павел Павлович вошел в подъезд. Шофер откинулся на спинку сиденья и закурил. Ему предстояло поднять картины наверх после того, как Шелковников ему позвонит.

На самом последнем этаже, у двери, на которой красовалась медная табличка «Лебедев Борис Иванович» и номер двадцать три, Шелковников позвонил, хотя в кармане лежали ключи. Из мастерской не раздалось ни звука. Шелковников подождал немного, потянул на себя дверь, и та покорно открылась. На пороге уже стоял Борис Иванович Лебедев.

– Ну, здорово, Павел, – сказал художник и тряхнул седой гривой.

– Здорово, Борис Иваныч, как живешь-можешь?

– Да уж, твоими молитвами, Павел. Проходи, сквозняк не создавай.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Какие проблемы?

– Да, собственно, проблем немного. Но твоя помощь нужна.

– Если смогу, то помогу.

– А почему это ты вдруг не сможешь?

– Да спина что-то совсем замучила, согнуться не могу.

– Дело такое, что спину гнуть не придется, – осклабился Шелковников.

– Ну, тогда выкладывай.

– Дело-то пустяковое.