Андрюха снова поднял телефон. Акопян долго не отвечал.

— Сделай одну вещь, — без приветствия начал Василевский. — Ты обещал — все, что угодно.

— Я слушаю! — Голос Акопяна был напряжен. Нелегко выполнять подобного рода обещания.

— Подари мне свои часы.

— Что?

— Сними с руки и отдай! — закричал Андрюха. — Мне надо, чтобы они остановились!

— Представляешь, сколько они стоят?

— Немного, — прошептал Андрюха, отворачиваясь от города. — Отдаешь? Ты обещал.

— Отдаю. — Голос Айка был неузнаваем.

— Все, теперь они мои. Разбей их. Прекрати ход времени.

Акопян молчал. Но Василевский был уверен, что он так сделает. Айк мог быть каким угодно — занудным, меркантильным, равнодушным. Но в нем было одно — он всегда держал свои обещания.

Андрюха помчался обратно по гулким улицам. Он бежал легко, словно и правда время в городе остановилось. Пронесся мимо церкви Александра Невского, скатился по ступенькам вниз, обогнул упитанную высокую башню Кик-ин-де-Кек. Узнай, что на чужой кухне! Сейчас он все узнает…

Удача! Она была с ним! Впиталась в его кровь. У него должно получиться выполнить главное свое обещание — защитить Ким.

Дорога падала вниз и упиралась в высокую стелу со стеклянным крестом наверху. Про это место рассказывала Ленка! Здесь начинались Харьюрские ворота.

По ступенькам, параллельным дороге, с пологого холма спускалась фигура в красном. На плече человек нес большой меч. В свете фонарей оружие отливало багряным. Гильотину придумали позже, в эпоху Французской революции. А до этого палачи работали мечами.

Жених спешит к своей невесте.

— Стой! — заорал Василевский. Он мчался вниз, чувствуя, что сила инерции тянет его вперед быстрее, чем он успевает переставлять ноги. Рука с кольцом была неподъемной, но он заставил себя ее вытянуть.

— Судьба свершится! — заорал он, задыхаясь. — Дети, когда-то игравшие около Харьюрских ворот, исполнили проклятье. Больше изменить их судьбу никто не в силах.

Ступеньки под его ногами начались неожиданно. Нога встретилась с пустотой, Василевский взмахнул руками и рухнул вниз. Каменные ребра лестницы ощетинились, встречая падающее тело. Василевский несколько раз здорово стукнулся головой и потерял сознание.

Палач заторопился. Он пробежал мимо лежащего Андрюхи.

— Андрей! — кричала бегущая снизу Ким. Палач схватил ее за руку.

— Свадьба! — зло процедил он.

— Андрей! — рвалась Таня наверх.

Василевский встретился с последней ступенькой и раскинулся на земле.

— Обещание! — рычал палач. — Или смерть.

У Андрюхи в голове случилось маленькое помутнение. Среди ночи для него начался пасмурный день. Трава вокруг оказалась истоптанной, земля взрыта множеством копыт. Городская стена осела и потемнела, вместо нарядной черепицы на крыше появилась грязная солома и ободранная кожа. В нос ударил запах нечистот, поблизости натужно закашляли. Улицы не было. Исчез нелепый крест. Церковь осталась, только слегка скособочилась. А вместо улицы, ведущей к Ратушной площади, между двумя полуразвалившимися башнями появились перекрытия ворот. От них через обсыпавшийся ров с болотистой жижей тянулся покосившийся деревянный мост.

В эту грязь и неустроенность ненавязчиво вплелся детский смех. Булькнул упавший в воду камешек. Девочка, чуть картавя, затянула песню, сбилась, хихикнула. Вода забулькала, принимая в себя новые камешки.

На негнущихся ногах мимо них прошел человек. Внешне по одежде нельзя было понять, какого он сословия, — простой потертый плащ, высокие сапоги, порванные на бедре грубые штаны.