— А давайте и правда пойдем, — вдруг подал голос Хазатов. — На улице мы ее и встретим.

— Максимихин, ты как? — неуверенно спросила Зоя Игоревна.

— Да я гада, что все это устроил, своими руками задушу. — Макс Макс выразительно посмотрел на Хазатова.

— Нет. — Учительница придвинула к себе чашку, обхватила ее гладкие бока ладонями и опустила глаза, не собираясь слушать возражения.

— Может, сделаем так: те, кто устал или плохо спал, останутся с вами, а остальных я хотя бы на смотровую площадку свожу? — Эдик явно хотел честно отработать заплаченные ему вперед деньги.

Это был выход. И плевать Зое Игоревне было на всех детей мира, она хотела спать. А там, глядишь, все как-то само решится.

— А если что-то случится? — для проформы задала она вопрос.

— Вообще-то там все хорошо огорожено сетками.

— Зоя Игоревна! Пожалуйста! — Девчонкам совсем не улыбалась перспектива оставшиеся три дня провести в четырех стенах, да еще без возможности хотя бы побродить по этажам.

— Идите. — Внутренняя борьба была недолгой. — Но к двум часам возвращайтесь обедать.

Снова дружный вопль и топот ног — девчонки помчались собираться. Никто с Зоей Игоревной оставаться не пожелал.

— Тогда я жду внизу. — На лицо Эдика вернулась его улыбка. — А на странности города вы внимания не обращайте. С ним это бывает. Он слишком многолик, в нем очень легко запутаться в безвременье.

Зоя Игоревна не подняла глаз. Она уже мысленно писала заявление об уходе из школы. Второго такого класса она не выдержит.

— А ты чего там болтаешь? — толкнул согнувшегося над столом Сарымая Альберт.

— Заговор говорю. Мне его дед надиктовал. От духов помогает.

— Каких духов, придурок? Ты не у себя в лесу.

Эдик наградил говоривших своей фирменной улыбкой и ушел.

На улицу вышли все, даже сонный Макс Макс, держащийся с Разореновым чуть в стороне и с недовольным прищуром посматривающий на Хазатова. Его взгляд говорил: «Я за тобой слежу». Альберт презрительно фыркнул и присел около стеночки.

Таня очень туго заплела косу. Зудящая боль в голове от сильного натяжения волос заставляла помнить о случившемся ночью. Во-первых, близко к Максимихину не подходить, а во-вторых, ни на что не отвлекаться, чтобы, не дай бог, не отстать от своих. Олёнка бледной тенью ходила за ней. Потеряв подругу, она словно и сама потерялась, не зная теперь, к кому приткнуться.

Солнце, явно гордясь собой и своей работой, золотило макушки храмов, красило черепицу крыш, наполняло воздух запахом лета и тепла. Эдик жмурился, глядя на бирюзовое небо. Девчонки как всегда долго собирались, наводя марафет. Сарымай, бормочущий под нос свое вечное «однако», не выдержал:

— И чего всех к этому Олевисте тянет?

— Место с чертовщинкой. Всем хочется нервы пощекотать, — улыбнулся Эдик.

— Какой черт, если это храм?

— Я же рассказывал вчера историю, — с готовностью стал говорить Эдик. — О том, как эта башня строилась. Купцы наняли строителя…

— Я помню. — Сарымай смотрел на молодого экскурсовода, не отрывая своих желтоватых глаз от его лица. — А как было на самом деле?

— А на самом деле, на строительстве башни убилось семь человек. Каждый, кто поднимался хотя бы на небольшую высоту. Поэтому, когда последний мастер очень быстро смог довести работу до конца, про него и стали говорить, что он заключил договор с чертом.